Адива Гефен - Алмазная пыль

— Сядь! — приказала тетя.

— Где папа и мама? Они еще не вернулись из больницы?

Рут не ответила.

— Где мой отец и его псих? — спросила она у своих горилл, которые стояли у двери.

— Немцы захватили только ее. С ней больше никого не было.

Ее холодный взгляд вернулся ко мне.

— Радость моя, — сухо сказала она. — Мы должны кое-что обсудить. Точнее, тебе придется ответить мне на несколько простых вопросов.

— Например?

— Например, куда Якоб Роткопф спрятал мою картину.

— С чего ты взяла, что я знаю ответ на этот вопрос?

— Мне звонил Цви Вайнциблат из дома престарелых в Нетании.

— Как у него дела? Он уже в полном маразме.

— Он в абсолютно здравом уме! Он сказал, что вы у него были, и что он вспомнил одну важную деталь, касающуюся картины. При этом он упомянул Якоба. Он сказал, что говорил с тобой, но ты отвечала как-то странно.

— Он со мной говорил? Тетя, он не в своем уме!

— Не ври! — она тряхнула гривой. — Он посоветовал к тебе присмотреться, ты показалась ему немного странной. И еще он просил, чтобы Макс позвонил ему и Мирьям. Кстати, кто такая Мирьям?

— Дедушкина любовь. Кто-то из прошлого, — сказала я севшим голосом, пытаясь унять дрожь в ногах. — Думаю, что она претендует на роль твоей мачехи.

— Очень смешно. Так что рассказал Цви Вайнциблат о моей картине?

— О твоей картине?! Если она твоя, почему ты у него не спросила о ней?

— Я спросила, но он вдруг заговорил как-то странно — попросил передать Максу, что у него есть хорошее пиво, и положил трубку. Итак, Габриэла, я жду! — и она дала знак одной из горилл подойти поближе.

— Подожди, подожди, тетя Рут. Можешь ждать до прихода мессии и его осла.

Горилла склонилась ко мне и крепко схватила за локоть.

— Ой! Мне больно! Скажи ему.

— Будет еще больнее, — сказала эта лупоглазая сова. — Что Цви сказал тебе о картине? Быстро! — угрожающе спросила она, пока мне выкручивали руку.

— Аааай!!! — вскрикнула я. — Цви ничего не говорил. Он просто старый маразматик, у него галлюцинации.

— Пойдем со мной, моя радость, — позвала тетя. — В той комнате тебе помогут понять, что я не шучу. — Амбал поволок меня за ней. Рут открыла дверь в спальню. На стуле, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту сидел мой папа. В его взгляде сквозило отчаяние. Моя мама лежала на тетиной кровати. Она казалась спящей. А может, была без сознания. Я в ужасе посмотрела на нее. У окна стоял еще один мордоворот.

— Молодчина! Ты прекрасно справляешься с умирающими больными.

— Теперь тебе ясно? — прогнусавила Рут. — Ты расскажешь мне, куда этот псих спрятал картину, а я освобожу твоих родителей и навсегда исчезну. Я хочу получить то, что мне причитается, только и всего. Мне надоело зависеть от его подачек, терпеть из-за него унижения. Настал мой черед жить!

— Хорошо, — простонала я. — Я расскажу тебе всё, что знаю.

Рут удовлетворенно улыбнулась:

— Я слушаю.

— Картина действительно была у Якоба, — сказала я, пытаясь быстро выстроить версию, которая вызволила бы моих родителей и меня из когтей этой твари. — Отец Якоба зашил полотно под подкладку его пальто. Он проходил в нем всю войну — помнишь его черное пальто?

Тетино чутье оказалось острее, чем я думала.

— Хватит болтать! Расскажи мне, что тебе сказал Цви. Цви — столяр, а не портной! Так что давай-ка без фокусов. Не для того я привезла сюда твою мать, чтобы играть с тобой в твои игры. Правду! И поскорее, иначе… — дежуривший рядом амбал подошел к изголовью кровати и склонился над мамой. Грубые руки потянулись к ее горлу.

— Думаешь, меня это волнует? — сухо спросила я. Папа задергался на стуле.

— Я же видела вас вчера. А ты, Амнон, успокойся. Скажи своей маленькой дурочке, чтобы заговорила.

В его глазах была мольба. Я услышала, как мама закашлялась, не просыпаясь.

Габи!

Что?

Какое тебе дело до какого-то Зуциуса, которого, может, и нет совсем! Ты должна спасать себя и своих родителей. Какие тут могут быть сомнения?

— Хорошо, твоя взяла — вздохнула я. — Цви звонил, чтобы сообщить, что Якоб просил спрятать картину внутрь одного из столов, которые он делал для дедушки… — Рут взглянула на меня с интересом.

— В какой стол?

Я молчала.

Она сделала знак амбалу, и он поднес руки к маминому горлу.

— Он задушит ее, не задумываясь, — сказала Рут ледяным голосом. — Я не буду возражать. Ты заговоришь наконец?!

— Его рабочий стол.

— Тот, что в лаборатории?

— Да.

Она рассматривала меня с некоторым сомнением.