Сирил Хейр - Простым ударом шила

Инспектор Джеллаби ничего не ответил. Выражение его лица красноречиво говорило о том, что его обязанность — задавать вопросы, а не отвечать на них.

— Можете ли вы еще что-нибудь рассказать нам, мистер Петтигрю? — спросил он.

— Только вот еще что. Когда я разговаривал с мисс Дэнвил во время обеда в день ее смерти, у меня создалось столь же отчетливое ощущение, что она пыталась мне что-то сообщить.

— Это вы нам уже говорили, сэр.

— Да, но я хотел бы сказать вот что. Причина, по которой я отказался выслушать ее — никогда себе этого не прощу, — состояла в том, что я был уверен: она хочет просто сделать то, что уже сделала накануне вечером: объяснить свой нервный срыв в пансионе «Фернли», который, несомненно, был проявлением ее душевной болезни. Но теперь я почти уверен в другом: она хотела сказать мне нечто другое и очень важное. Вероятно, тем утром что-то случилось или она о чем-то узнала.

— Понимаю, — с сомнением произнес Джеллаби, написал несколько слов в своем блокноте и замолчал. Беседа, похоже, была окончена, по крайней мере на настоящий момент. И тут Моллет, вынув изо рта трубку, откашлялся и сказал почти просительным тоном:

— Есть еще один-два момента, которые надо бы прояснить. Во-первых, меня очень интересует эта запертая дверь. Я имею в виду дверь комнаты, в которой была найдена мисс Дэнвил. Ее, кажется, открыл курьер?

— Да.

— А обычно ключ торчал в двери?

— Этого я не знаю.

— Озадачивает то, что дверь была заперта снаружи. Или ее могли запереть и изнутри? А что насчет окна? Оно было открыто?

— Могу сказать наверняка — оно не было распахнуто настежь. Но было ли оно плотно закрыто, с уверенностью сказать не могу.

Моллет цокнул языком.

— И все это случилось три дня назад, и об этом нет никакой возможности узнать точно. Теперь второй вопрос, — продолжил он. — До вечера четверга кто-нибудь в пансионе «Фернли» знал, что мисс Дэнвил лежала в психиатрической больнице?

— Насколько мне известно, нет. Правда, все считали ее в определенном смысле не совсем нормальной. Помнится, первым это отметил Вуд. Полагаю, писательский опыт сделал его особо чутким к такого рода вещам. Но уверен, что факт ее пребывания в клинике для всех присутствовавших явился неожиданностью.

— И все присутствовавшие в тот момент были в той или иной степени в плохих отношениях с ней?

— Я бы так не сказал, инспектор, потому что это подразумевает некую взаимность. Что же касается мисс Дэнвил, то нельзя считать, что до того вечера ее хоть сколько-нибудь заботило, что думают о ней другие. Однако справедливости ради надо признать, что если не считать меня, то к ней в той или иной форме не выражали неприязни Филипс и мисс Браун.

— А кто, по-вашему, демонстрировал наибольшую враждебность?

— Мне кажется, слово «враждебность» — слишком сильное для этого случая, если вы имеете в виду чувство, достаточно острое, чтобы стать мотивом для убийства. Я бы сказал, что у каждого было свое отношение к ней. Например, мисс Кларк со служебной точки зрения воспринимала ее лишь как стершееся пятно в общем пейзаже. От нее в департаменте было мало проку, а мисс Кларк не жалует слабых работников. Миссис Хопкинсон руководили более личные мотивы. Она злилась на мисс Дэнвил за то, что та поощряла отношения между Филипсом и моей секретаршей. По какой причине, судить не берусь. То ли потому, что мисс Браун, с ее точки зрения, собиралась загубить свою жизнь, то ли еще почему.

— А не была ли на самом деле враждебность миссис Хопкинсон направлена на мистера Филипса?

— Возможно. В сущности, неприятности в четверг вечером начались с того, что она, воспользовавшись отсутствием Филипса, принялась о нем злословить. Она почему-то вбила себе в голову, что он потенциальный двоеженец, и поведала бедной мисс Дэнвил такие подробности, что та расстроилась вконец. Если бы не это, мисс Дэнвил не сорвалась бы так, как сорвалась чуть позже.

— Вы не упоминали об этом в нашем утреннем разговоре, сэр, — укоризненно заметил Моллет.

— Простите, но тогда это казалось мне совершенно несущественным для дела. И кажется так до сих пор, но вам судить, что важно, а что нет.

— Все может оказаться важным, — сказал Джеллаби. — Значит, она думала, что у мистера Филипса есть живая жена, так?

— Жена и несколько детей, чтобы быть точным.

— А что навело ее на такую мысль?

— Просто неприязнь, полагаю. В том, что она говорила, не было ни слова правды, разумеется.

— Откуда вам это известно?