Жаклин Уинспир - Мейси Доббс. Одного поля ягоды

— Когда это случилось?

— Сегодня утром, примерно в половине десятого. Я пришел сразу же, едва меня позвали, и зашил рану, а уже потом доверился деревенскому врачу. Доктор Майлз прибыл тотчас, а за ним — и ветеринар. И твоего отца незамедлительно доставили сюда.

Мейси смотрела, как поднимается и опадает грудь отца под бело-голубой, в полоску, больничной пижамой. Только раз она видела его в старых вельветовых брюках, рубашке без ворота и жилете с цветистым платком. Хотя после войны Фрэнки и стал конюхом, в рабочие дни все равно с ВИДУ напоминал лондонского торговца овощами, который продает с повозки. Теперь он был безмолвен и бледен.

— Он поправится?

— Доктор полагает, что потеря сознания временна и вскоре он придет в себя.

— Господи, надеюсь, он встанет на ноги.

Мейси посмотрела на свои руки, сжимавшие отцовские ладони. В беседе между ней и ее бывшим наставником и учителем возникла пауза. Мейси знала, что он наблюдает и обдумывает вопросы, которые непременно намеревался задать.

— Мейси?

— Да, Морис? По-моему, ты хотел меня о чем-то спросить?

— Да, действительно, — ответил он, наклоняясь. — Скажи, что же на самом деле разделило вас с отцом? Ты редко приезжаешь, хотя всегда рада с ним повидаться. И в ваших разговорах я уже не замечаю былой дружбы, давние узы как будто прервались. А когда-то вы были так близки.

Мейси кивнула.

— Он всегда был таким крепким, никогда не болел. Я думала, ничто не в силах его остановить.

— Ни болезнь, лишившая вас матери, ни ранение, отнявшее у тебя Саймона?

— Да. — Мейси снова глядела на руки отца. — Не знаю, с чего все началось, но это не моя вина, ты же знаешь!

Бланш внимательно посмотрел на Мейси и сказал:

— С уверенностью заявляю: с первых же дней нашего знакомства, когда ты была еще девчонкой, я ни разу не слышал, чтобы ты вела себя как ребенок. До сего дня. По голосу слышно, что ты обиделась, дорогая.

Мейси вздохнула.

— Без папы тоже не обошлось. Он сам как будто отдалился от меня. Не знаю, что стало причиной: мои постоянные задержки в Лондоне по работе или его вечная занятость. Всякий раз, стоит мне приехать, как он вечно чем-нибудь занят. Конечно, он любит меня и всегда встречает с распростертыми объятиями, но… и только. Как будто ему тяжело видеться со мной. Как будто мы чужие.

Некоторое время Морис молчал, потом спросил:

— Ты часто об этом думала?

— Конечно, думала, но потом просто выбрасывала это из головы. Наверно, просто надеюсь, что все мне только кажется, а на самом деле отец целиком поглощен идеей леди Роуэн вырастить победителя дерби, а я вся в работе.

— А если подумать, включить воображение, как, по-твоему, в чем настоящая причина?

— Я… я и вправду не знаю.

— О, Мейси, сдается мне, все ты знаешь. Брось, милая, мы слишком долго работали вместе. Я видел, как ты росла, боролась, переносила ранение, любила и горевала. И знаю, что ты бежишь от правды. Скажи, что ты думаешь на самом деле.

Не переставая массировать отцовские руки, Мейси тихо заговорила:

— Думаю, все дело в маме. Понимаешь, я напоминаю ее отцу. У меня ее глаза, волосы, даже это… — Она дернула себя за локоны, собранные в пучок. — Скоро мне будет столько же, сколько было ей, когда она заболела. И еще мы с ней похожи. Он обожал ее, Морис, старался держаться только из-за меня. И, глядя на меня, он всегда видит только маму. Но я же не она, я другая.

Морис кивнул.

— Боль воспоминаний острее кинжала. Но это не все, верно?

— Да. Полагаю, да. — Мейси проглотила комок в горле. — Это он отослал меня, так ведь? На Эбери-плейс. И я знаю, знаю, что все только к лучшему, и я не стала бы тем, кем стала, но…

— Но ты не в силах забыть.

— Нет.

— А как же всепрощение?

— Я люблю отца, Морис.

— Не сомневаюсь. И повторяю: как же всепрощение?

— Наверно… да, обида за прошлое все еще жива. Когда думаю об этом, хоть мы и помирились и он готов ради меня на все… Я… я все еще расстроена, где-то в глубине, вот здесь. — Мейси прижала ладонь к груди.

Тишина снова пронизала воздух, заглушив эхо ее нашептанного признания. Потом Морис снова заговорил:

— Могу я кое-что предложить, Мейси?

— Да, — тихо отозвалась она и кивнула.

— Ты обязана поговорить с отцом. Серьезно поговорить. Вы должны найти новый подход друг к другу. Ты и без меня знаешь, что при всей силе твой отец не молодеет. И этот инцидент ослабит его, хотя, полагаю, он выздоровеет. Я смотрел, как ты вошла в палату, притащив на себе груз вины, обиды и — да — страха. Страха, что шанса поговорить больше не представится. Но все не так. Вспомни, чему тебя учили, Мейси, слушай свое сердце и интуицию. Пусть твоя любовь к отцу скрепит вас новыми, более прочными узами.