Арнольд Беннет - «Великий Вавилон»

— Я его бальзамировал.

— Бальзамировали?!

— Разумеется, по усовершенствованной мною системе Ричардсона — артериального вспрыскивания жидкости. Вы не знали, что в числе прочих талантов я обладаю еще и искусством бальзамирования? Однако это так…

— Но зачем? — спросил Раксоль со все возраставшим удивлением. — Зачем вы взяли на себя труд бальзамировать тело несчастного юноши?

— Неужели вы не понимаете? Разве это не ясно? Об этом теле следует хорошо заботиться. Оно заключает, или, вернее, заключало в себе важные улики против лиц, еще неизвестных полиции. Легко может случиться, что появится необходимость перевезти его с одного места на другое. Труп не может быть укрываем долгое время, труп всегда выдаст себя. Бросить его в Темзу не представлялось возможным: меньше чем через полдня его бы уже нашли. Зарыть его также нельзя — это не вполне безопасно. Единственно, что было возможно, это держать его под рукой, и в таком виде, чтобы он был готов ко всяким случайностям. Мне излишне объяснять вам, что, не бальзамируя тело, его невозможно сохранить дольше четырех или пяти дней, эта субстанция плохо консервируется. Итак, было решено, что я забальзамирую его, и я это исполнил. Заметьте: хоть я и возражал против убийства, но отказать в помощи товарищу не мог, вы это понимаете, не правда ли? Ну, вот и все дело как на ладони.

Рокко откинулся на спинку стула, как бы говоря, что со своей стороны он сказал все что мог, и даже закрыл глаза, давая понять, что, по его мнению, разговор окончен. Теодор Раксоль встал.

— Надеюсь, — заявил Рокко, вдруг открывая глаза, — что вы позовете полицию немедленно. Становится уже поздно, а я бы не хотел лишиться ночного отдыха.

— А где вы предполагаете провести ночь? — спросил Раксоль.

— В камере для заключенных, без сомнения. Разве я не сказал вам, что хорошо знаю, когда я разбит и повержен? Я не настолько слеп, чтобы не видеть, что тут имеются prima facies [9] Неопровержимые улики ( лат. ). против меня. Вероятно, я ограничусь годом или двумя тюремного заключения как соучастник преступления — кажется, это у них так называется? Во всяком случае я сумею доказать, что не причастен к убийству этого молокососа. — Презрительным движением локтя Рокко указал на постель. — Ну, а теперь не двинуться ли нам в путь? Все спят, но у подъезда, наверно, найдется полицейский, которого может позвать ваш швейцар. Я к вашим услугам. Сойдемте вместе вниз, мистер Раксоль, даю вам слово, что пойду спокойно.

— Подождите минутку, — отрывисто остановил его Теодор Раксоль, — спешить некуда. Вам ничего не стоит пожертвовать часом-другим сна, особенно притом что завтра вам не придется трудиться. Мне надо задать вам еще пару вопросов.

— Ну? — проворчал Рокко с видом усталой покорности, как бы говоря: «Чему быть, того не миновать».

— Где находилось тело Диммока в течение этих трех или четырех дней, с момента его смерти?

— О! — Рокко был, очевидно, удивлен простотой вопроса. — Оно было в моей комнате, одну ночь оно находилось на крыше, раз было отправлено из гостиницы под видом багажа, но на следующий день вернулось обратно в ящике с сахаром. Да я уж и не помню, где оно еще побывало, но с ним обращались с величайшей предупредительностью и не нанесли ему никаких повреждений.

— А кто же совершал все эти маневры? — спросил Раксоль насколько мог спокойнее.

— Я. Вернее сказать, я изобретал их и наблюдал за их выполнением. Видите ли, подозрительность вашей полиции обостряла мою ловкость.

— Кто же приводил их в исполнение?

— Ну, этого я вам сказать не могу! Но, думаю, излишне уверять вас в том, что сообщники мои были невольными сообщниками. Человеку, подобному мне, чрезвычайно легко заставить другого повиноваться, чрезвычайно легко!

— Что же вы в конце концов намеревались сделать с телом? — продолжал Раксоль свой допрос с невозмутимым видом.

— Как знать? — протянул Рокко, покручивая великолепные усы. — Это зависело бы от многого, например, от вашей полиции. Но вероятнее всего, что мы возвратили бы этот прах, — он снова сделал жест локтем, — опечаленным родственникам покойного.

— Разве вам известны его родные?

— Конечно. Разве вы их не знаете? Если так, то мне достаточно будет намекнуть, что Диммок — сын принца.

— Мне кажется, — в тоне Раксоля послышался холодный сарказм, — что вы поступили довольно неосмотрительно, избрав эту комнату ареной ваших операций.

— Вовсе нет, — ответил Рокко. — Более подходящего места не могло бы найтись во всем отеле. Кто бы мог догадаться, что здесь что-нибудь происходит? Это было самое подходящее для меня помещение.