Жюль Мари - Выстрел. Дело, о котором просили не печатать

Франсуа прервал его:

— Я думал, вы окончательно отказались от этих бесчеловечных пыток. Я был уверен, что мое убеждение передалось и вам и что вы сами сомневаетесь в притворстве этой женщины.

— Может быть. Впрочем, это испытание будет решающим. Если оно не удастся, я объявлю себя неспособным узнать истину, или, лучше сказать, признаю госпожу Гонсолен помешанной, а мои подозрения безосновательными.

— Но, когда используют столь сильные средства, всегда предупреждают больных. И если их помешательство притворно, то они могут избавить себя от этих жестоких мер.

— Это справедливо во многих случаях, но с госпожой Гонсолен я намерен действовать неожиданно. Если прижигание подошв ног не окончится успехом и если больная не выкажет признаков притворства, то я, предупредив ее, сделаю ей прижигание на затылке.

Франсуа не ответил, он побледнел и сел в кресло, потупив глаза. Мадлен продолжала спать. Горме не произнес ни слова, пока Маньяба готовился к прижиганию.

Проснувшись от сильной боли, Мадлен в испуге соскочила с постели. Ее исхудавшее лицо выражало смертельную ненависть. В глазах ее вспыхнула молния, они сверкнули мрачным огнем, и в порыве гнева, увидев перед собой Маньяба, она бросилась на него с криком:

— Ты хочешь убить меня!

Обеими руками она со страшной силой сжала шею ученого доктора. Доктор упал, задыхаясь, и увлек за собой Мадлен, пальцы которой впились в его горло. Два сторожа бросились на помешанную, грубо схватили ее и бросили на кровать, а третий принялся надевать на нее смирительную рубашку. В ту минуту, когда нежная нога Мадлен вздрогнула от прижигания, Франсуа Горме без чувств упал на пол. Эта сцена длилась едва ли больше минуты. Дампьер не упустил ни малейшей подробности. Странное состояние Франсуа привело его в недоумение.

Мадлен лежала на кровати, не делая ни малейшего движения, только хрипы вырывались из ее груди. Она обернулась и сквозь полузакрытые веки смотрела на Маньяба, который пытался привести в чувство своего коллегу. Когда Франсуа опомнился, его взгляд сначала остановился на Маньяба, а потом на Мадлен. Когда он понял, что случилось, он встал, шатаясь.

— Я почувствовал головокружение… Что здесь произошло?

— Вы лишились чувств в ту минуту, когда я делал прижигания этой женщине.

— А!

Франсуа замолчал, собираясь с духом, и после некоторой паузы продолжил:

— Она что-нибудь говорила?

Маньяба пристально посмотрел на него.

— Нет, — сказал он. — Я думаю, что эта женщина действительно помешана, вы были правы.

Кровь бросилась в лицо Франсуа. Он устремил взгляд на Мадлен и ничего не ответил. Через несколько минут молодой доктор покинул комнату. После этого Маньяба отправился к Дампьеру. Следователь предчувствовал, что вскоре узнает какую-то страшную тайну. Немного помолчав, Дампьер сказал:

— Эта женщина не помешана. Крик, вырвавшийся у нее от боли, припадок ярости, давно сдерживаемой и вдруг разразившейся, — все доказывает это.

Маньяба наклонил голову.

— Скажите мне, что вы знаете, — продолжал судебный следователь. — Не скрывайте от меня никаких подробностей. Помните, что я имею право знать всю правду, какой бы жестокой она ни была для меня.

Доктор Маньяба несколько минут собирался с мыслями, потом начал рассказывать о своих подозрениях: о том, что его поразило странное поведение его коллеги, как он стал наблюдать за ним, как Франсуа восставал против сильных средств, к которым он, Маньяба, хотел прибегнуть, и сегодня все его подозрения наконец-то подтвердились.

— Вот что я должен был вам сказать, — закончил он. — Мой долг вынуждает меня ничего от вас не скрывать. Я знаю, что привожу вас в отчаяние и, вероятно, делаю невозможным брак, о котором вы давно мечтаете. Но то, что я узнал, — в этом мне помог случай — и то, что я вам сказал, если вы желаете, останется в тайне между вами и мной.

Дампьер пожал ему руку. Он ни разу не прерывал доктора во время рассказа. Он не мог произнести ни слова. Маньяба понимал горе судебного следователя, но не мог его утешить. Все его усилия были бы бесполезны. Он молчал. Лишь одним словом Дампьер выразил охватившее его разочарование:

— Она не любила меня!

Он подумал о Сюзанне. Вспоминал малейшие подробности их сближения. Генерал Горме не ошибся, когда уверял судебного следователя, что Сюзанна не питает к нему сильных чувств. Он вспоминал, через какую неизвестность ему пришлось пройти. Он никогда не был уверен в любви Сюзанны, никогда не мог угадать, что думала молодая девушка. Без сомнения, Франсуа, извещенный о любви судебного следователя, доверил сестре тайну своего преступления. Он убедил ее в том, что всякая опасность исчезнет, если Дампьер войдет в их семью, потому что в его интересах будет не предавать огласке это печальное дело. Даже дать виновным возможность бежать, если кто-то узнает, кто же именно убил Гонсолена. Спекулировали на его любви, и он был вовлечен в интригу. Расположение Сюзанны и это нежное признание, которое вырвалось у нее, — все это было лишь расчетом. Мрачная комедия, которую играли для него долгие месяцы!