Эрл Гарднер - Дело белокурой удачи

— И? — спросил Мейсон.

— Это ложь, — в возбуждении сказал Винлок. — Боринг был жив и здоров, когда они заходили в домик.

— Откуда вам это известно?

— Потому что я заходил к нему вслед за ними.

— Вы не говорили мне о сути своего разговора с Борингом, — заметил Мейсон.

— Я заявил, что добьюсь его ареста за шантаж, что теперь уже нет возможности сохранить в тайне наши родственные отношения с Дайанн, вы раскопали мою тайну и самой Дайанн стало все известно. При сложившихся обстоятельствах, если он не уедет из города до утра, я приложу все усилия, чтобы он оказался за решеткой.

— Вы потребовали у него вернуть десять тысяч долларов?

— Да. Он их вернул.

— И не сопротивлялся?

— Я его страшно напугал. Ему не хотелось расставаться с деньгами, но еще больше не хотелось садиться в тюрьму за шантаж.

— Вы передали Борингу десять тысяч долларов наличными? — уточнил Мейсон.

— Да.

— Когда?

— Около пяти вечера. Он заезжал ко мне в контору перед закрытием. Находился там очень недолго. Деньги у меня были приготовлены заранее.

— А из вашей конторы он направился прямо в мотель?

— Наверное. Вам лучше знать. Насколько я понял, вы приставили к нему «хвост».

— Ваши слова подтверждает отчет детектива.

— Меня очень беспокоит вся эта история, мистер Мейсон, — признался Винлок. — Я не могу допустить, чтобы моя жена пошла на лжесвидетельство только ради того, чтобы спасти нашу репутацию. Это слишком дорогая цена.

— А откуда вы знаете, что это будет лжесвидетельство?

— Потому что Боринг оставался жив и здоров, когда я уехал!

— Это утверждаете вы, — ответил Мейсон, прищурившись, — но есть и другое объяснение.

— Какое?

— Вы убили его.

— Что?!

— Вот именно. Вы отправились к Борингу и пригрозили ему, что добьетесь его ареста, Боринг заявил, что ему плевать на ваши угрозы, пусть его арестовывают. Он не позволит вам на него давить. Вы начали с ним спорить, ударили его, нанесли смертельное ранение и забрали деньги, которые передали ему раньше в качестве отступных. В таком случае, целью показаний вашей жены, в первую очередь, является спасение вас, а не Дайанн. Умирающий Боринг лежал на полу, когда в домик вошла Дайанн. Перед Дайанн к Борингу заходили вы. Как только вы заявите, что он был жив и здоров, когда вы виделись с ним, вы сразу же переведете подозрение на себя.

— Я ничего не могу поделать, — возразил Винлок. — Я намерен сказать правду. Я уже и так по уши погряз в обмане. Хватит.

— А что случится, если ваша жена и ее сын займут свидетельскую ложу и поклянутся, что когда они заходили в десятый домик, Боринг лежал на спине, тяжело дышал и от него разило виски?

— Если я займу место дачи показаний, я все равно скажу правду, — заявил Винлок.

— Предположим, вас никто не пригласит в качестве свидетеля?

Винлок встал и принялся ходить по комнате, сжимая и разжимая кулаки.

— Да поможет мне Бог! — воскликнул он. — Не представляю, что делать. Наверное, мне стоит уехать из страны, туда, где меня никто не сможет допросить и…

— Вы уедете из страны с целью избежать обвинения в убийстве?

— Не дурите, мистер Мейсон. Если бы я его прикончил, я с радостью согласился бы с планом, придуманным моей женой, чтобы купить молчание Дайанн. Я сам совершил бы лжесвидетельство и поклялся, что Боринг был без сознания и, очевидно, в стельку пьян.

— Если только то, что вы мне сейчас говорите, не является частью хитроумно разработанной вами стратегии, нацеленной на спасение вашей собственной шкуры… Сообщив, что Боринг оставался жив и здоров, когда вы уходили, вы делаете меня подстрекателем к лжесвидетельству, если я допущу выступление в суде вашей жены и ее сына, как свидетелей со стороны защиты, и они заявят, что Боринг лежал на полу, предположительно, в стельку пьяный.

— Я ничем не могу вам помочь, мистер Мейсон. Я не хочу и дальше идти по скользкой дорожке обмана. Я дошел до точки, когда больше не в состоянии спокойно спать по ночам.

— А как ко всему этому относится миссис Винлок? — поинтересовался Мейсон.

— К сожалению или к счастью — тут я не знаю, как точно определить — она не разделяет моих чувств. Очевидно, ее беспокоит только одно: что предпринять, чтобы факты не всплыли наружу, чтобы ее окружение не прослышало о том, что вся ее жизнь на протяжении последних четырнадцати лет — обман, и что она на самом деле не является моей законной женой. Ее волнуют лишь последствия в отношении положения в обществе и финансовая сторона дела.