Станислас-Андре Стееман - Убитый манекен - сборник

— Я… Я заплачу, сколько нужно! — поспешно добавила она, прижимая к себе сумочку.

Мсье Венс скорее представил ее жест, чем его заметил, машинально задаваясь вопросом, какие мотивы движут этой женщиной. Любовь? Маловероятно. Должно быть, она «любила» Жоржа д’Ау так же, как душилась духами. Умеренно. Со сдержанностью.

— Разве полиция не установила факта самоубийства? — осторожно спросил он.

— Полиция пошла по ложному следу! Жорж слишком любил жизнь — и свою жену, — чтобы покончить с собой.

— Свою жену! Но не вы ли только что сказали мне…

— …что я была его любовницей?

Клара Бонанж улыбнулась горькой и разочарованной улыбкой, однако другую улыбку на ее лице представить было трудно. Вероятно, она улыбалась не столько из желания улыбнуться, сколько повинуясь некоему автоматизму.

— Жорж никогда не любил меня по-настоящему. Он взял меня из вызова, подсознательно стремясь к реваншу. Я была для него всего лишь дублершей, у которой он любил надевать свои тапочки, лечить свою печень и создавать себе иллюзию безмятежного счастья.

Мсье Венс не ожидал ни такой откровенности, ни такого смирения.

— Разве он не оставил письмо, в котором заявляет о своем намерении покончить с собой?

— Что ж, поговорим об этом письме!

Клара Бонанж судорожно порылась в сумочке, совершенно гладкой, без ненужных побрякушек.

— Держите! Вот копия, — сказала она. — Полиция показала мне его на допросе, и мне удалось восстановить письмо по памяти, слово в слово!

— Минутку! — сказал мсье Венс. — Сейчас подъедем и присядем на солнышке…

Это воскресенье в апреле выдалось необычайно приятным. Все казалось отшлифованным, вымытым, заново отлакированным.

Вплоть до продававшихся на лесной поляне «манхеттенов», которые и на цвет, и на вкус были не такими, как обычно!

Прощальное письмо Жоржа д’Ау, переписанное рукой Клары Бонанж на бумаге авиакомпании, гласило:

«Прощай, Катрин!

Я только что передернул в карточной игре. Более того, я смухлевал по-глупому. Двойной предлог для того, чтобы свести счеты с жизнью.

Я оставляю Вас другому, который, надеюсь, сумеет сделать Вас счастливой.

Что касается меня, то я сожалею лишь об одном — что так дурно прожил жизнь.

Чтобы избавить невиновного от всяких подозрений, прилагаю к настоящему письму карту, с помощью которой я тщетно пытался вырвать удачу».

— Звучит убедительно! — прокомментировал мсье Венс.

Клара Бонанж поспешно забрала у него копию письма, словно недооцененное сокровище.

— Убедительно?.. Разумеется!.. Но не в том смысле, в каком вы это понимаете! Жорж скорее дал бы отрубить себе обе руки, чем сжульничать в карточной игре! Он также никогда не оставил бы свою жену — свою дорогую Кэт — другому человеку! Наконец — а он умел жить — Жорж никогда не ушел бы из жизни, не написав нескольких слов и мне тоже!.. — Она опять улыбнулась своей печальной улыбкой. — Зря, что ли, он вел эту двойную жизнь?..

— По-вашему, оригинал письма является подделкой?

— Безусловно! — Кларой Бонанж, похоже, овладели запоздалые сомнения. — Я должна, однако, признать, что невозможно отрицать подлинность почерка: никому не удалось бы подделать его с таким совершенством.

— Странно. Известно ли вам, кто этот «другой», о котором вскользь упоминает покойный?

— Нет. Любовникам Катрин нет числа. Очевидно, речь идет об Экторе Дезексе, наиболее настойчивом из всех…

Мсье Венс опустошил свой «манхеттен». Решительно, этот «манхеттен» был какой-то не такой!

— Существуют ли, по-вашему, другие причины, позволяющие сделать вывод о преступлении?

— Да, их несколько… Пресса постаралась о них умолчать. — Клара Бонанж отлично знала свой предмет. — Первое: оконные стекла на кухне были разбиты, и кто-то, похоже, проник через это окно в дом. Второе: курительная комната, а также спальня Жоржа были перерыты вверх дном. Третье: спорные ставки, к которым игроки в покер запретили друг другу притрагиваться, исчезли. Наконец, каждый из четверых мужчин, приглашенных Жоржем в тот вечер, так или иначе желал его смерти…

— Каким образом вы узнали обо всем этом?

— От слуг и исходя из вопросов, заданных полицией. Я вспомнила также о некоторых откровениях Жоржа. Жорж рассказывал мне все, даже больше, чем я у него спрашивала, но он любил подвергать испытаниям своих близких… Эктор Дезекс пылал страстью к Катрин, причем настолько, что хотел обладать ею один или хотя бы создать себе такую иллюзию. Анжо и Фредди Доло заняли у Жоржа кучу денег и, кажется, не очень были настроены возвращать долги. Что касается Ясинского, жалкого субъекта, то я уверена, что он совершал бесчестные поступки, доказательства которых имелись у Жоржа в виде писем или долговых расписок…