Станислас-Андре Стееман - Убитый манекен

Словно после напряженного усилия, Малез глубоко вздохнул. Его тяжелый, вопрошающий взгляд переходил от Лауры к Ирэн, от Ирэн к Лауре. Кто из двоих ему ответит?

Это Ирэн.

— Да, — внешне спокойно сказала она. — Он был вылеплен по образу моего брата Жильбера. Завтра исполняется год, как он умер.

При этих словах комиссар впервые с момента находки манекена на железнодорожном полотне почувствовал, что наконец-то дождался своего самого прекрасного приключения, своего самого удивительного дела, своего «самого значительного преступления в мире». Ему пришлось взять себя в руки, чтобы не обнаружить своего ликования.

Обращаясь к Ирэн, он сказал:

— Извините меня, мадемуазель, что я вызываю в вашей памяти мучительные воспоминания… Не скажете ли вы мне, как случилось, что у этого манекена лицо брата, которого вы потеряли?

Снова вмешалась Лаура:

— Может, лучше, если я отвечу вместо кузины? Жильбер и я должны были пожениться в момент, когда…

Она не закончила фразы.

— Пусть так! — сказал Малез. — Слушаю вас.

— Избрать Жильбера моделью мне предложил однажды отец, умерший два года назад. Он был талантливым скульптором, всегда искал новые технические приемы и любил работать с воском. А мой брат Эмиль как-то раз, собираясь нас разыграть, купил на публичной распродаже манекен без головы. Когда голова была наконец готова, мы прикрепили ее к манекену, и с той поры второй Жильбер постоянно участвовал в наших играх…

— В ваших играх? — переспросил невольно взволнованный Малез.

В этой обстановке, в этих устах слово прозвучало фальшиво.

— Да. Ирэн, мой двоюродный брат Арман, Жильбер, мой брат Эмиль, сын нашей старой няни Леопольд, я сама долго оставались детьми… Зрелость пришла к нам внезапно, словно болезнь…

Лаура перестала вглядываться в некую точку на стене, а посмотрела на комиссара:

— После смерти жениха я отнесла на чердак манекен и восковую голову, вид которых для меня стал непереносим. Через шесть месяцев старая Ирма, занявшись уж не знаю какой уборкой, снова спустила голову вниз и положила в моей комнате. Мне она казалась более похожей, более живой, чем любой портрет, и какое-то время я сохраняла ее у себя. Но уж слишком много тяжелых воспоминаний пробуждала она у меня: утрату отца, смерть Жильбера, за которой последовала кончина тетушки, другие мучительные минуты. И я вернула ее на чердак…

— Вы установили ее на манекен?

— Нет. А в чем дело?

— Сейчас узнаете. Оба предмета находились в одном углу чердака?

— Да, вроде бы.

— У двери справа?

Лаура припоминала:

— Напротив. В глубине слева.

Комиссар повернулся к Ирэн:

— И вы их видели именно там в последний раз?

Щеки девушки слегка порозовели:

— Мне кажется… Да…

Малез собирался задать еще один вопрос. Лаура его опередила:

— Может быть, вы теперь согласитесь нам сказать, как у вас оказались эти… вещи и почему они в таком ужасном состоянии?

— Сам этого не знаю. Одно могу вам сообщить: похищенный этой ночью из витрины торговца-портного г-на Девана, манекен был найден сегодня утром положенным поперек железнодорожного полотна с ножом в груди. Если бы обходчик своевременно там не оказался, его, несомненно, переехал бы отправляющийся в восемь сорок пять поезд…

Девушки с сомнением посмотрели друг на друга.

— Но… — заговорила Ирэн.

Малез ее прервал:

— Не продали ли вы две недели назад старьевщику Жакобу разные вещи, сваленные у вас на чердаке?

— Да.

— Так вот, если верить г-ну Эберстейну, среди них находился и манекен, позже перепроданный им г-ну Девану.

Комиссар постарался передать своим собеседницам содержание заявлений старьевщика.

— Сомневаюсь, — закончил он, — что старик Жакоб действительно намеревался в конце концов прибегнуть к вашему посредничеству. Мне кажется, что его честность слишком зависит от его корысти. К тому же он, скорее всего, обратил внимание на манекен и голову, когда завертывал свои приобретения на чердаке, а не так, как он утверждает сейчас, по возвращении в лавку. Болевая точка, впрочем, не эта…

Лаура с ним согласилась.

— Надо бы выяснить, — заметила она своим ровным голосом, — в каком месте на чердаке — слева, в глубине, или справа от двери находился «Жильбер». В первом случае г-н Эберстейн был бы виновен в краже, во втором его можно было бы упрекнуть лишь в корыстной торопливости.

Про себя Малез изумился ясности рассуждения: