Стивен Кинг - Детки в клетке (сборник)

— Он всегда выглядел красивым, — как-то сказала она Дарси, — но красивый говнюк — все равно говнюк.

Но Марта еще не успела собрать свои вещи, когда обнаружила, что снова беременна. На этот раз Джонни среагировал мгновенно и без всякой радости: он ударил ее по животу ручкой швабры, надеясь вызвать выкидыш. Две ночи спустя он в компании двух приятелей, разделявших его пристрастие к яркой одежде и двухцветным ботинкам, попытался ограбить винный магазинчик на 116-й улице. У хозяина под прилавком был дробовик. Он его вытащил. У Джонни Роузуолла был пистолетик 32-го калибра с никелевой рукояткой, который он раздобыл бог знает где. Он прицелился в хозяина лавки, спустил курок, и пистолетик разлетелся на куски. Один осколок ствола проник ему в мозг через правый глаз и убил его наповал.

Марта продолжала выходить на работу в «Ле Пале» почти до восьмого месяца (было это, разумеется, задолго до появления там Дарси Сагамор), а тогда миссис Пролкс велела ей отправляться домой, пока она не обронила младенца в коридоре десятого этажа или, может быть, в лифте, обслуживающем прачечную. «Работаешь ты совсем неплохо и, если захочешь, сможешь потом вернуться на свое место, — сказала ей Роберта Пролкс, — но сейчас, девочка, сгинь!»

Марта сгинула и через два месяца родила семифунтового мальчика, которого назвала Питером, и Питер со временем написал роман под названием «Огонь Славы», который все — включая Клуб «Книги месяца» и «Юниверсал пикчерс» — считали обреченным принести автору славу и богатство.

Все это Дарси уже слышала. А остальное — невероятное остальное — она услышала в этот день и этот вечер сначала в «Le Cinq» с бокалами шампанского на столе и сигнальным экземпляром романа Пита в голубой хозяйственной сумке Марты.

— Мы, конечно, жили на окраине, — сказала Марта, глядя на свой бокал и крутя его в пальцах, — на Стэнтон-стрит у Стейшн-Парка. Я потом побывала там. Все хуже, чем было — гораздо хуже, — но и тогда это был не курорт.

Тогда в конце Стэнтон-стрит в сторону Стейшн-Парка жила жуткая старуха. Люди называли ее Мама Делорм, и многие клялись, что она — бруха [23] ведьма, колдунья ( исп. ). . Я сама ни во что такое не верила и как-то спросила Октавию Кинсолвинг — она жила в том же доме, что и мы с Джонни, — как могут люди верить в такую чушь, когда вокруг Земли вертятся искусственные спутники и найдены способы излечивать чуть ли не все болезни под солнцем. Тавия была образованной женщиной, училась в Джуллиардской музыкальной школе и по ту сторону Сто десятой улицы жила только потому, что должна была содержать мать и троих младших братьев. Я-то думала, она согласится со мной, но она только засмеялась и покачала головой.

«Ты что же, веришь, что брухи существуют?» — спросила я.

«Нет, — сказала она. — Но я верю в нее. Она особенная. А вдруг на каждую тысячу — или десять тысяч, или миллион — женщин, которые называют себя колдуньями, а то и ведьмами, приходится одна подлинная? Если так, то это Мама Делорм».

Я только засмеялась. Люди, которые не нуждаются в помощи брухи, могут позволить себе посмеяться, как могут себе позволить посмеяться над силой молитвы люди, которые не молятся. Я говорю о том времени, когда только-только вышла замуж. Я тогда еще верила, что сумею исправить Джонни. Ты можешь это понять?

Дарси кивнула.

— Потом у меня произошел выкидыш. Причиной, думается, был Джонни, хотя тогда я даже себе в этом признаться не хотела. Бил он меня почти все время. А пил, так все время. Забирал деньги, которые я ему давала, а потом тащил еще из моей сумочки. Если я ему говорила, чтобы он перестал лазить в мою сумочку, он делал обиженное лицо и клялся, что и не думал даже. То есть если был трезв. А пьяный он смеялся и все. Я написала домой маме. Больно мне было писать такое письмо и стыдно, и я плакала, пока писала его, но мне надо было узнать, что она думает. Она написала в ответ, чтобы я ушла, уехала, пока он не уложил меня в больницу, а то и похуже. Моя старшая сестра Кассандра (мы всегда звали ее Кисси) пошла дальше. Прислала мне билет на междугородный автобус, а на конверте губной помадой написала три слова: «УЕЗЖАЙ СЕЙЧАС ЖЕ!»

Марта отпила глоток шампанского.

— А я не уехала. Мне нравилось верить, будто я сохраняю достоинство, да только, думается, это была глупая гордость и больше ничего. Ну, так или не так, а я осталась. Потом, когда я потеряла ребеночка, я опять забеременела, только поначалу не догадывалась. Видишь ли, по утрам меня не тошнило… ну, да и в первый раз тоже не тошнило.