Жорж Сименон - Исчезновение Одиль

Боб снова сел за столик и заказал еще одну порцию виски.

– Вы ни разу здесь не были? – спросил хозяин.

– Нет. Зато некоторое время назад сюда несколько раз приходила моя сестра.

Он показал ему снимок, и человек со скандинавским акцентом узнал изображенную на нем девушку.

– Красивая девушка. Она часами просиживала в своем углу, тот, что слева, возле оркестра. Уходила, лишь когда мы закрывались. А сколько ей лет на самом деле?

– Когда вы с ней познакомились, ей не было восемнадцати. А сейчас уже есть.

– Она не приехала в Париж вместе с вами?

– Нет. Она приехала сюда одна, и я ее разыскиваю.

Хозяин непроизвольно посмотрел в сторону гитариста, и Боб поспешил сказать:

– Знаю. Я только что говорил с ним на тротуаре.

– Ему ничего не известно?

– В этот ее приезд он с ней еще не виделся. Она должна была приехать вчера вечером.

– Я тоже ее не видел. Похоже, вы беспокоитесь.

– Да. Она уехала из дома очень подавленной. В письме, которое она мне оставила, Одиль пишет, что хочет покончить с собой.

– Вы надеялись, что она придет сюда?

– Да. Вам она не делала никаких признаний?

– Нет. Я довольствовался тем, что дважды пригласил ее на танец, и оба раза она согласилась.

Спустя полчаса к нему за столик подсел гитарист.

– Виски?

– Нет. Пива. Мне жарко. Одно пиво, Люсьенна.

– И еще одну порцию виски.

– Хозяину удалось сообщить вам что-нибудь интересное?

– Нет. Он танцевал с ней, но она с ним почти не разговаривала. По-вашему, он с ней переспал?

– Нет. Это не в его стиле. И потом, Люсьенна не позволила бы. Они уже больше года живут вместе.

– Вы ничего не припоминаете, может, какое-нибудь случайно оброненное слово, которое могло бы навести меня на след сестры?

– Вы бы хотели отвезти ее назад в Лозанну?

– Совсем не обязательно. Я даже не уверен, что стал бы сообщать родителям, если бы нашел ее. Я разыскиваю сестру, чтобы помешать ей совершить непоправимую глупость.

– Она весьма неглупая девушка и, судит о себе трезво.

– Знаю.

– Она очень несчастна. Приходила сюда три вечера подряд.

– Все три вечера вы отправлялись на улицу Муфтар?

– Я не мог пойти к ней в гостиницу, у этой гостиницы такое странное название...

– "Меркатор".

– Да. Кажется, там имеет обыкновение останавливаться все семейство, и она уже бывала в ней, когда была маленькой.

– Это правда.

– Она и очень сложная, и одновременно очень простая. Вернее, простодушная. Мы с ней до этого не были знакомы, а она в первый же вечер призналась мне в таких вещах, которые поверяют только старому другу. Во вторую ночь она попросила меня захватить с собой гитару. Она разлеглась, обнаженная, на постели, хотела, чтобы я поиграл для нее одной. Это ведь говорит о романтическом характере, не так ли?

Боб не ответил. Он размышлял, пытаясь расставить по местам полученные им таким путем сведения.

– Ваше здоровье.

– Ваше здоровье.

– Она не рассказывала вам о каком-нибудь друге или подруге, которые есть у нее в Париже?

– Она рассказывала мне об одном друге, но он, скорее, ваш друг.

– Люсьен Данж?

– Его имени я не знаю. Знаю только, что он как-то связан с кино.

– Тогда это он и есть. С ним она тоже спала?

– Этого она мне не говорила. Еще она рассказывала мне об одной подружке, которая занимается историей искусств.

– Эмильенна?

– Вполне возможно, что она называла мне именно это имя.

И, несколько замявшись, музыкант добавил:

– Прошу извинить меня за то, что произошло. Клянусь, у меня и в мыслях этого не было. Я не хочу перекладывать вину на нее, но я сам первым удивился. Мне нужно снова приниматься за работу. Спасибо за пиво.

Он протянул руку.

– Меня зовут Кристиан Вермелен. Я из Рубэ. Я тоже все бросил, чтобы перебраться в Париж.

У него была искренняя, чуть робкая улыбка.

– Надеюсь, мы еще увидимся. И желаю вам найти ее. Если она придет сюда или ко мне, я вам позвоню. Вы сказали, гостиница «Меркатор»?

– Да, на улице Гей-Люссака.

Боб подозвал Люсьенну и расплатился. В дверях ему пожал руку хозяин.

– Удачи.

Никто над ним не смеялся, во всяком случае, здешние люди сохранили добрые воспоминания об Одиль.

Он вернулся в гостиницу пешком. Конечно, образ сестры в его мозгу делался все точнее. Он сознавал, что до сих пор не знал ее по-настоящему. А между тем они ведь прекрасно ладили друг с другом. Неужели узнать по-настоящему кого-нибудь из членов его семьи невозможно?

Он воображал ее обнаженной в постели на улице Муфтар, как она просит, чтобы ей играли на гитаре, и слушает, уставившись в потолок.