Жорж Сименон - Переезд

– Ты была в яслях?

– Это ясли-детский сад. Мадам Лемарк настаивает на таком двойном названии.

– Она была с тобой?

– Она зашла за мной. Она из тех женщин, которым невозможно отказать. Я не только сходила туда, но и осталась там.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я до пяти часов выполняла работу, которая с завтрашнего утра станет моей.

– Тебя это забавляет?

– Это слово сюда не подходит. Я люблю детей. Их около тридцати в светлой комнате на первом этаже

Васильков. Есть еще комната для совсем маленьких, кухня, туалеты. Двойная дверь ведет на лужайку, окруженную белой оградой, дети там играют под тентами. Можно даже надуть и заполнить водой небольшой бассейн из пластика.

– Какое у тебя будет расписание?

– С девяти утра до трех часов дня. Я буду обедать с детьми, что избавит меня от необходимости готовить для себя одной.

По ней никогда нельзя было узнать, действительно ли она довольна или нет: она избегала всяких намеков на свои неприятности и трудности.

– Мадам Шартрен, другая няня, которая работает там уже четвертый месяц, очень добрая, милая, и дети ее обожают. Она делает все, что они хотят. Вот и сегодня они уложили ее на траву, и трое или четверо из них прыгали через нее.

Он улыбнулся, представив Бланш в такой же позе.

Разве она бы не чувствовала себя неловко, скованно?

– Дайте же послушать новости, – запротестовал Ален.

Они умолкли. В комнате раздавался лишь голос диктора, тот же самый голос вторил ему в другой квартире, окна которой тоже были распахнуты.

– Тебе надо делать уроки, Ален?

– Нет. А что?

– Мы могли бы немного прогуляться.

– На машине?

– Пешком.

Он скорчил недовольную физиономию, поскольку неохотно ходил пешком, хотя сам так много разглагольствовал о спорте и знал по именам всех чемпионов.

– Ну а ты, Бланш?

– Мне нужно зашить Алену брюки и выгладить их.

Жовису хотелось, как накануне, побродить в лучах заходящего солнца, и он уже было смирился с мыслью пойти погулять одному, как вдруг сыну стало совестно.

– Ладно! Подожди меня. Я сейчас.

Они спустились с пятого этажа пешком, как бы для того, чтобы познакомиться с запахами этого дома. На улице Фран-Буржуа он менялся на каждом этаже, почти на каждой ступеньке. Здесь же единственным запахом был запах еще свежей кирпичной кладки и краски.

Звук их шагов гулко отдавался на каменных плитах холла, и Жовис не сообразил взглянуть на визитные карточки на почтовых ящиках, чтобы узнать фамилию своего соседа.

– Красная тачка не вернулась, – заметил Ален, разглядывая выстроившиеся в ряд машины. – Меня это не удивляет.

– Почему?

– Тот, у кого такая машина, не возвращается домой рано.

Отец удивленно взглянул на него, пораженный таким умозаключением. В тот же миг Ален задрал голову и уставился в какую-то точку в пространстве. Он проделал то же самое и понял, что интересует его сына.

Через два окна от их квартиры, на том же этаже, мальчик лет четырнадцати-пятнадцати облокотился на подоконник и смотрел вниз. Можно было подумать, что оба мальчика разглядывают друг друга.

Тот, в окне, выглядел, скорее, жирноватым, у него были покатые плечи, широкая шея. Он походил на маленького и на редкость добродушного человечка.

Его лицо поразило Жовиса своим спокойствием, глубиной карих глаз, белизной кожи, черным цветом длинных, слегка вьющихся волос.

Сцена длилась несколько секунд. Ален не выказал удивления и первым двинулся дальше.

– Ты его знаешь?

– Я его слышал.

– Что ты слышал?

– Это сын наших соседей. Его комната рядом с моей. У него потрясающий музыкальный центр, за который они, наверное, выложили тысячи две, не меньше.

У Алена же был обыкновенный проигрыватель и штук двадцать пластинок: он покупал их на деньги, которые выдавались ему на воскресные развлечения.

– У него есть все лучшие английские и американские джазовые команды.

– Ты с ним разговаривал?

– Я первый раз его вижу.

Почему все, что касалось соседей, так волновало отца? Многие дети в возрасте того мальчика упитанные и походят на маленьких мужичков. Среди них попадаются и черноволосые, темноглазые, с белой матовой кожей.

Все же он невольно окружал этого ребенка неким ореолом таинственности.

– Куда мы направляемся?

– Никуда. Просто шагаем.

В действительности он знал, куда ему хочется отправиться, вот он уже увлекает за собой сына в конец авеню, к будущему бассейну с бульдозером, затем по грунтовой дороге.