Жорж Сименон - Тётя Жанна

Нет! Только не это! Она не должна больше думать об этом, иначе у нее пропадет вся решимость.

Ночь волнами проникала в окно, вызывая у нее страх, но сил, чтобы встать и повернуть выключатель, не было; она продолжала сидеть, охваченная душевной болью, и убаюкивала эту свою боль, подобно тому как пытаются перехитрить ноющий зуб. Она была сама себе противна не только из-за двух стаканчиков, выпитых в Пуатье. Она испытывала стыд от своего пребывания здесь; оттого что вернулась сюда – в ожидании чего? С надеждой на что?

Боль внутри не проходила, и она сжала левую грудь рукой, почувствовав от этого разливающееся тепло и покой; в конце концов ее охватило ощущение чуть ли не неги; капли влаги скопились под ее закрытыми веками, в то время как она, с непроизвольной гримасой человека, собирающегося заплакать, повторяла уже другим голосом:

– Как же все-таки я устала!

Она так и уснула в кресле, без снотворного, и когда внезапно проснулась, шум отеля уже почти сошел на нет. Она включила свет и в резком свете лампы посмотрела на свои часы.

Было десять минут десятого. Ей захотелось есть, да так сильно, что она колеблющейся, словно виноватой походкой спустилась вниз и проскользнула в обеденный зал; половина ламп там было уже погашено, и две женщины расставляли столы для завтрашнего утра.

Она по привычке шла бесшумно, потому что, несмотря на свою полноту, сохранила легкую походку, а еще потому, что испытывала смущение. Она подошла к одной из официанток в черном платье и белом переднике; та повернулась, удивленная ее появлением, уставилась на нее и через мгновение воскликнула:

– Жанна!

И добавила, словно желая получше убедиться:

– Жанна Мартино!

Они смотрели друг на друга так, словно желали спрятаться; так же они смотрели в монастырской школе, остерегаясь неожиданного появления наставницы.

– Ты узнала меня?

– Да, сразу же. А что? Ты разве меня не узнала?

– Узнала. Ты дочка Отю. Не помню только твоего имени.

– О-о, над ним достаточно поиздевались – Дезире! [1] А ты что здесь делаешь? Приехала повидать своего брата? Жанна не посмела спросить: "Он еще жив? " Она сказала:

– Он там?

– Разумеется. Совсем недавно его даже чуть было не избрали мэром. Если бы не история, произошедшая в самый последний момент...

Она вдруг поняла, что обе они стоят в обеденном зале и что одна из них – клиентка, а другая – официантка.

– Тебе что-нибудь нужно? Ты остановилась в отеле?

– Да. Я не обедала и проголодалась.

– Я сейчас все устрою. Правда, уже слишком поздно, чтобы предложить полное меню. Счет, разумеется, тебе выставят по карточке меню. Тебя это не пугает?

– Нет.

– Ты лучше садись здесь, потому что у нас не хозяйка, а ведьма. Она, знаешь ли, из тех людей, что приехали из Парижа, чтобы взять дело в свои руки. Но всем ясно, что они в нем не разбираются. Что тебе принести поесть?

– Что хочешь.

– Ростбифа не осталось, могу принести ветчины и картофельного салата. Если ты хочешь супа... Предупреждаю: он не больно-то хорош. Ты знаешь об аварии, в которую попал Жюльен?

Не поняв, Жанна чуть было не повторила имя. Потом она вспомнила, что у нее есть племянник, чье имя она забыла; он, должно быть, уже стал взрослым.

– Бедный мальчик, – продолжала Дезире. – Он ведь был лучшим в семье. Извини...

– Ничего, продолжай.

– Убиться так глупо, в месте, которое он хорошо знал, где месяца без аварии не проходит... На повороте, у Повешенного волка, ты знаешь, сразу за мельницей!.. И жена его была с ним в машине... Чудо, что у нее не случился выкидыш... Ребенок родился до срока, но врачи в Пуатье выходили его... А ты не знала?

– Нет... Впрочем...

– Я вернусь через минутку!..

Прошло уже... Да полно!.. Ей пятьдесят семь лет... Она покинула монастырь вскоре после того, как им исполнилось семнадцать... Встречала ли она потом Дезире Отю? Может быть, два или три раза, случайно, в первые годы после выхода из монастыря. Она даже не была в этом уверена, поскольку Отю держали ферму довольно далеко от города, а Дезире никогда не была ее близкой подругой. Прошло, значит, в общем, лет сорок.

Тем не менее они узнали друг друга. Жанна готова была поклясться, что ни голос ее старой одноклассницы, ни ее манера говорить не изменилось. Они говорили друг другу «ты», не отдавая себе в этом отчета, как если бы никогда не расставались.

У нее даже не возникло желания спросить, в силу каких же обстоятельств Дезире стала теперь официанткой в «Золотом кольце» – ведь раньше-то Отю были богатыми фермерами.