Жорж Сименон - У фламандцев

— Это все, что ты можешь сказать?

— Нет, еще то… что вы попали пальцем в небо!

— Ты все же уходишь завтра?

— Возможно, если вы меня не арестуете.

Вероятно, он удивился, как никогда в жизни, увидев, что Мегрэ старательно завернул пакет, сунул его себе под пальто и ушел, не говоря ни слова.

Он смотрел, как комиссар удалялся по набережной, под дождем, как он прошел мимо таможенника, который отдал ему честь. Потом речник, почесывая голову, снова спустился в каюту и налил себе вина.

Когда Мегрэ вернулся в свою гостиницу, чтобы позавтракать, хозяин сказал ему, что почтальон приносил на его имя заказное письмо, но не захотел оставить.

Это был словно сигнал, после которого началось множество мелких неприятностей, совпавших, как будто намеренно, чтобы вывести человека из себя. Едва лишь сев за стол, комиссар справился о своем коллеге. Его никто не видел. Мегрэ попросил позвонить к нему в гостиницу. Оттуда ответили, что Машер ушел с полчаса назад.

В сущности, это было не важно. У Мегрэ даже не было права давать Машеру инструкции. Но комиссару хотелось посоветовать ему, чтобы он не терял из вида речника с баржи.

В два часа Мегрэ был на почте, где ему вручили заказное письмо. Глупая история. Он купил мебель, но когда ее доставили, отказался за нее заплатить, потому что она не соответствовала сделанному им заказу. Поставщик предъявил свои требования.

Ему пришлось добрых полчаса составлять ответ, потом писать письмо жене и объяснять ей, что в связи с этим нужно сделать.

Он еще не закончил письмо, когда его позвали к телефону. Это был начальник уголовной полиции, который спрашивал, когда он вернется, и просил сообщить кое-какие подробности, касающиеся двух или трех текущих дел.

На улице все еще шел дождь. Пол в кафе был покрыт опилками. В этот час там никого не было, и гарсон воспользовался свободным временем, чтобы тоже написать письмо.

Забавная деталь: Мегрэ терпеть не мог писать на мраморных столах, а других здесь не было.

— Позвоните в вокзальную гостиницу и спросите, не приходил ли инспектор.

Мегрэ овладело мрачное настроение, которое тем более угнетало, что для него не было серьезной причины. Два или три раза он подходил к окну и касался лбом запотевшего стекла. Небо немного посветлело, дождь редел. Но покрытая грязью набережная оставалась пустынной.

Около четырех часов комиссар услышал свисток. Он бросился к дверям и увидел буксир, который впервые после начала половодья выплевывал густой пар.

Река все еще с силой несла свои воды. Буксир, узенький и совсем легкий, по сравнению с баржами, похожий на чистокровного коня, отделился от берега и буквально поднялся носом вверх; казалось, его сейчас унесет течением.

Опять свисток, более пронзительный. И буксир выдержал. За ним виднелся натянутый канат. Первая баржа отделилась от группы ожидавших судов и стала поперек Мёзы.

На порогах нескольких кафе собрались люди, чтобы наблюдать за отправкой. В борьбу с рекой по очереди вступили две, потом три баржи; они описали полукруг, и тут, издав горделивый свисток, буксир рывком направился в Бельгию, а баржи, следуя за ним, стремились по возможности выстроиться в прямую линию.

«Полярной звезды» среди них не было.

«…и поэтому я прошу вас распорядиться, чтобы из моей квартиры на бульваре Ришар-Ленуар забрали мебель, которую…»

Мегрэ писал необыкновенно медленно, как будто пальцы его были слишком толсты для пера, которым он давил на бумагу. В результате получался очень мелкий, но жирный почерк, издали похожий на ряд пятен.

— Месье Питере едет мимо на мотоцикле… — объявил гарсон, который зажигал лампы и задергивал занавески на витрине.

Часы показывали половину пятого.

— Не всякий согласится проехать двести километров по такой погоде! Он с ног до головы в грязи!

— Альбер!.. Подойди к телефону! — крикнула хозяйка.

Мегрэ подписал письмо и вложил его в конверт.

— Это вас, господин комиссар… из Парижа…

И Мегрэ попытался обуздать свое плохое настроение.

Звонила его жена. Она спрашивала, когда он вернется.

— Алло… Приезжали за мебелью…

— Я знаю! Делаю все необходимое…

— Еще есть письмо от твоего английского коллеги, который…

— Да, дорогая! Это не важно…

— У вас там холодно? Одевайся потеплее. Ты ведь все еще простужен…

Почему его охватило почти болезненное нетерпение?

Он был во власти какого-то неясного чувства. Ему казалось, что он упускает что-то, теряет время, стоя в этой кабине.