Колин Декстер - Убийство на канале

Точно так же, как и вандалы из Оксфордского муниципального совета, когда…

Оставь, Морс!

– Теперь куда, сэр?

Нужно было совсем небольшое усилие, чтобы сказать это, и он сумел:

– Думаю, что прямо домой. Если нет чего-то другого, что вы хотели бы посмотреть.

Морс редко вел разговоры в машине и молчал, как обычно; за это время Льюис преодолел расстояние в несколько миль до магистрали. И также, обычным образом, ум его плутал по своему сложному механизму, и он все яснее осознавал присутствие некоего незначительного раздражителя. Его всегда беспокоило, если он чего-то не понял, если чего-то не расслышал – даже в мелочах:

– Что точно вы объясняли мне там, у дома?

– Имеете в виду, когда вы меня не слушали?

– Просто скажите мне, Льюис!

– Я только рассказывал о временах, когда мы были детьми, только и всего. Мы измеряли, насколько подросли. Это всегда делала мама – в каждый день рождения – на стене кухни. Предполагаю, что та кухня напомнила мне об этом. Не в гостиной – там были самые красивые обои, и, как я говорил, она прикладывала линейку над моей головой, вы понимаете, и после отчеркивала и ставила дату…

Морс уже не слушал.

– Льюис! Двигайте обратно!

Льюис посмотрел на него слегка озадачено.

– Я просто сказал: вернитесь, – продолжил Морс, на этот раз тихо. – Осторожно , как вы любите – когда это возможно, Льюис, не нужно подвергать опасности пешеходов и местных домашних любимцев. Но просто, вернитесь .

Палец Морса надавил на кухонный выключатель, но тот произвел лишь пустое щелканье, несмотря на наличие, похоже наскоро вкрученной в патрон лампочки, свисавшей без абажура с досок, покрытых осыпающейся штукатуркой. Желтоватые, к тому же еще и пожелтевшие обои отклеились от стен в нескольких местах неровными полосами, а во влажном верхнем углу над мойкой висел огромный кусок.

– Где примерно вас измеряли, Льюис?

– Тут, сэр.

Льюис встал у внутренней двери на кухню спиной к стене, положил левую ладонь горизонтально на голову и оценил точку, на которой концы его пальцев отметили рост.

– Вот, метр и восемьдесят два – если, конечно, я немного не уменьшился.

В этом месте обои были заляпаны несметным количеством отпечатков пальцев, будто их не обновляли более полувека, а рядом с неработающим выключателем для лампы, штукатурка отвалилась и открыла часть кирпичной перегородки. Морс оторвал ленту желтых обоев и обнаружил под ними неожиданно хорошо сохранившиеся голубенькие цветочки. И двое мужчин стояли молчаливо и неподвижно там, где с каждой минутой становилось все темнее и чувствительно прохладнее.

– Все таки, догадка стоила того, правда?

– И еще как, сэр!

– Ну, кое-что мы знаем наверняка! Это то, что мы не будем торчать здесь до наступления темноты, и обдирать напластанные поколениями обои со стен!

– Но ведь это не займет много времени?

– Что? Все эти проклятые?..

– Мы знаем, где искать.

– Знаем?

– Я хочу сказать, что это только небольшой домик, и если мы поищем на высоте от метра до метра и тридцати шести и при этом только на первом этаже…

– Знаете, что вы гений?

– А у вас есть хороший фонарик в машине.

– Нет, – признался Морс. – Боюсь, что…

– Не имеет значения, сэр! У нас есть около получаса, пока совсем не стемнеет.

Было четыре без двадцати, когда из узкого коридорчика долетел по детски возбужденный крик Льюиса.

– Здесь что-то есть , сэр! И думаю, что я…

– Осторожнее! Осторожнее! – бормотал Морс, нервно приближаясь к нему с победоносным пламенем в серо-синих глазах.

Постепенно обои были отклеены; за это время проблески того декабрьского дня все еще просачивались сквозь грязное потолочное оконце над головами Морса и Льюиса, а они бросали на стену время от времени полные невероятного волнения взгляды. Потому что там, поверх некогда оригинальной штукатурки под тремя позднее наклеенными пластами обоев – все еще ясно различающимися – обнаружились две колонки черточек. Та что правее состояла из серии из восьми измерений, самое нижнее из которых было на высоте около метра и восьми сантиметров от пола, а самое верхнее – около метра и пятидесяти пяти, и рядом с каждой чертой были записаны дата и год, когда она была сделана. Левая колонка содержала только два измерения (но имела четыре даты), диагонально отвалившаяся штукатурка категорически исключала возможность найти другие доказательства в нижней части стены.