Джон Пристли - Затемнение в Грэтли

— Могучая женщина, примерно вашего типа, инспектор. Она работает на трапеции и предлагает всем вести счёт своим вращениям и оборотам. Весь зал считает. Это очень нравится публике. Это, кроме того, очень удобно ей и тем кому она служит, так как пока все смотрят на сцену и считают, она может передавать информацию цифровым кодом.

— Та-та-та! — воскликнул инспектор. — Это что-то слишком уж сложно для меня!

Я выбил трубку о каминную решётку.

— Ещё чашку, инспектор? Отлично. Вы замечаете, как я стал терпелив и кроток? Я не буду опять рассказывать вам, чего добились немцы и японцы теми методами, которые вы называете «слишком сложными». Поглядывайте иногда на карту и спрашивайте себя: мало ли сложного в мире, где мы живём?

Инспектор посмотрел на меня поверх своей чашки.

— Пожалуй, вы правы. Я часто по утрам спрашиваю себя, не снится ли мне всё это. Ладно, дружище. — Он наклонился вперёд и похлопал меня по колену. — Рассказывайте дальше.

— Номера телефонов, которые я дал вам, я взял, вернее, списал, сегодня у Фифин в уборной. А вот ещё бумажка с какими-то цифрами, её я подобрал там же с пола. Она, очевидно, пользовалась ею на той неделе. Я не специалист по цифровому коду и не намерен тратить время на расшифровку, а просто пошлю эту бумажку нашим экспертам. Смотрите, как всё ловко придумано! Вам ничего не нужно делать, только сидеть в зале и считать вместе с остальными зрителями — и вы таким образом принимаете сообщение. Труппа всё время переезжает из одного промышленного района в другой, и все заинтересованные лица без затруднений могут прийти в театр на представление. У немцев есть методы гораздо более тонкие и точные, но и этот неплох. И уверяю вас, что наш приятель Периго знает, кому понадобилась эта затея с подсчётом акробатических трюков. Я сидел на днях в «Ипподроме» на представлении почти рядом с ним и сразу заметил, что он разгадал, в чём тут дело.

— Тогда давайте арестуем эту женщину! — воскликнул инспектор.

— Сделав это, мы только вырвали бы одно звено из цепи, — вот и всё. А двадцать других, более важных, уплыли бы у нас из рук. Нет, пока всё идёт как надо. Я не собирался утруждать вас проверкой Фифин. Предоставьте её мне. Я просто решил вам доказать, что знаю кое-что о Периго. Кто следующий?

— Да вот… Мисс Экстон, у которой лавка, — протянул он неохотно. — Не понимаю, зачем вы её сюда вписали.

— Хотел знать, имеются ли у вас какие-нибудь сведения о ней, вот и всё, — усмехнулся я. — Мы с ней только что очень мило выпили. У неё удивительный по нашим временам запас спиртного. А заинтересовался я ею по двум причинам. Во-первых, потому что при первой же нашей встрече она мне солгала. Во-вторых, потому что она явно разыгрывает какую-то комедию. Вы не знаете, кто она?

— Племянница вице-адмирала сэра Джонсона Фрайнд-Тепли, — прочитал мне из своего блокнота инспектор. — С большими связями. Последние несколько лет перед войной жила за границей. Когда война началась, она ездила в Америку и пробыла там до прошлого лета, а вернувшись, открыла в Грэтли магазинчик. Жена заходила туда раза два, покупала у неё разные мелочи для подарков, но она почему-то недолюбливает мисс Экстон. Говорит, та слишком самоуверенна и вообще неприятная особа. Знаете, на женщин угодить трудно.

Я раскурил трубку.

— Нет, инспектор, я прекрасно понимаю вашу жену. Завтра вечером мисс Экстон обедает со мной, и я постараюсь сам узнать о ней побольше. Но она мне кажется вполне благонадёжной.

— Мне тоже. Вы только теряете напрасно время мистер Нейлэнд. То есть, — он ухмыльнулся, — если вы тут стараетесь для дела, а не для себя.

Затем лицо его опять стало серьёзным, и он выразительно постучал пальцем по блокноту.

— Что касается последней фамилии в списке…

— Доктор Бауэрнштерн?

— Да. Эту фамилию я не хотел бы видеть здесь. Придётся мне выложить карты на стол, мистер Нейлэнд. Конечно, если вам угодно, я буду говорить с вами только как полицейский. Пожалуй, так лучше, потому что, если я буду откровенен, вы можете причинить мне большие неприятности… — Он нерешительно остановился.

— Послушайте, Хэмп, — сказал я, нарочно называя его просто по фамилии, без официального звания. — Одна из худших сторон работы, которой мне приходится заниматься — а я её не люблю и гораздо охотнее работал бы по своей специальности, — та, что мне почти никогда не удаётся говорить с людьми откровенно. Я только выуживаю из них информацию. Я их ловлю, играю роль и пытаюсь понять, не играют ли роль и они. С вами ничего этого не нужно. Если я говорю вам не всё, что знаю…