Рекс Стаут - Только через мой труп

– Одну минуту. Я дал слово, что…

– Тут все в порядке. Фред следил за нами, я послал за ним Нийю, и сейчас бумага уже у него, а он едет к вам. Установить, что он побывал здесь, легче легкого – нас это тоже касается. Кто-то все второпях перерыл. Ящики выдвинуты, на полу разбросаны вещи и так далее. Телефон здесь такой: Хэммонд три-четыре-пять-ноль-пять. Мне продолжать?

– Нет.

– Что теперь? Повесить трубку, чтобы вы пустили в ход свой гениальный мозг, и перезвонить снова через три минуты?

– Нет. Оставайтесь там вместе с мисс Тормик. Здесь у меня мистер Кремер, и я ему все передам. Не вешай трубку.

Я услышал его голос, а потом до меня донеслись громкие звуки. Должно быть, Кремер кувыркался от злости. В следующую секунду мне в ухо проорали:

– Гудвин!

– Да, сэр, слушаю вас.

– Оставайся на месте! Понял?

– Да, сэр.

Вот и все, если не считать щелчка брошенной трубки. Я дал отбой, прошагал к Нийе, взял ее за локоть, увлек к креслу и усадил.

– Они набегут минут через пять. Или даже быстрее. На сей раз первым подоспеет сам инспектор Кремер. И теперь вы уже точно втянуты в дело об убийстве. Здесь, в собственной передней. Что вы собираетесь рассказать Кремеру?

Нийя подняла голову и посмотрела на меня в упор. Она не моргала, но подбородок мелко дрожал. Девушка пожала плечами:

– А что я могу рассказать?

– Вот уж не знаю.

– Ничего.

– Этого мало. При данных обстоятельствах. Его ухлопала ваша подруга Карла?

– Не знаю.

– Или вы сами?

– Вы же знаете, что нет!

– Не знаю. Много у вас здесь секретных шифров, компрометирующих бумаг про боснийские леса, концессии и плутни «Барретт и Дерусси»?

– Нет, здесь ничего нет. Я очень осторожна.

– Да, безусловно. Зарубите себе на носу: если вы станете отпираться и утверждать, что никогда в глаза не видели Фабера и не представляете, с какой стати его пришили именно здесь, вам придется туго. Если будете говорить правду – другое дело, но если решите лгать, вам нужно быть поизобретательнее. Беда еще в том, что убивший Фабера лишил вас алиби в убийстве Ладлоу. Я не пытаюсь вас запугать, но хочу, чтобы вы…

Зазвонил телефон, я подошел и снял трубку.

– Телефон Хэммонд три…

– Арчи, мистер Кремер приедет с минуты на минуту.

– Ах, какой кошмар!

– Как мисс Тормик?

– Замечательно. Уверяет, что у нее память отшибло.

– Шок?

– Нет, просто ничего не знает.

– Когда ее будут допрашивать о том, где она была после десяти утра – в это время Фабер ушел от нас еще живым, – пусть скажет, что согласна отвечать только в присутствии своего адвоката. При данных обстоятельствах эта мера вполне оправданна.

– Я ей передам.

– Непременно. Я договорюсь с мистером Паркером, чтобы он представлял ее. А что она говорит про мисс Лофхен?

– Тоже без понятия. Войдя и увидев, кто валяется на полу, она первым делом завопила: «Карла!»

– Понимаю. Что ж, очень скверно. Кстати, куда ты дел последние записи о размножении гибридов онцидиума? Я хотел бы кое-что уточнить.

– Боже всемогущий! – Я всплеснул руками. – Ваша приемная дочь тут сходит с ума от ужаса, мои руки обагрены кровью Фабера, а вы несете какую-то чепуху о всяких дурацких орхидеях… Почему бы вам вместо этого не поупражнять свои гениальные мозги?

– Я не могу работать, когда мне не хватает пищи для размышлений. Постарайся вернуться как можно скорее. Куда ты подевал эти записи?

Я рассказал. Он поблагодарил и положил трубку. Я взглянул на Нийю, которая сидела сжав губы и сцепив пальцы, и мрачно заметил:

– Ну и субъекта вы себе выбрали в приемные отцы. Знаете, чем он развлекается? Изучает, как размножаются орхидеи, которые он высадил год назад! Кстати, он велел вам отвечать на любые вопросы полицейских по поводу того, где вы сегодня шастали начиная с десяти утра. На все прочие отвечать отказывайтесь, пока не посоветуетесь с адвокатом. Он предоставит вам своего.

– Адвоката – мне?

– Да.

Вдали за открытым окном послышался вой полицейской сирены.

В пять минут третьего Вульф допил последнюю каплю послеобеденного кофе, отставил чашечку в сторону и издал два четких и совершенно различных звука. Первый, блаженный вздох, относился к ближайшему прошлому, а именно к чудесному часу, проведенному за обеденным столом. Второй, душераздирающий стон, – к столь же близкому и неминуемому будущему, которое воплощала собой рассевшаяся в красном кожаном кресле личность. Инспектор Кремер собственной персоной пожаловал ровно в два часа и с тех пор терпеливо дожидался в кабинете.