Мэтью Эллиотт - Шерлок Холмс пускается в погоню (сборник)

– Такого не будет никогда, Холмс, – заверил я пылко.

– Вы говорите это по доброте душевной, Уотсон. Едва ли не всю нашу встречу Сантини колебался между заискивающей, невинной улыбкой и траурной важностью, что, должен отметить, выглядело почти комично. Именно с херувимской улыбочкой он пел мне дифирамбы.

«Мистер Холмс, – начал он, – позвольте выразить искреннее удовольствие оттого, что я жму руку человеку, который победил Тирана-Висельника, дона Хуана Мурильо».

«Мое участие в деле было весьма скромным, мистер Сантини, и не могу сказать, что полностью удовлетворен его исходом», – возразил я.

«Но все сложилось наилучшим образом. Действительно, я горд сообщить, что был в толпе, которая с энтузиазмом приветствовала тот славный день, когда коричнево-желтый флаг диктатуры был скинут с крыши президентского дворца и заменен зелено-белым флагом нового, демократического Сан-Педро. Восхитительный день, мистер Холмс! Как и многие другие, я верил, что после смерти Мурильо, без сомнения ставшей результатом конфликта диктатора с его кликой, моя родина навсегда освободилась от тирании».

«Но, по-видимому, что-то пошло не так?» – предположил я.

«Я получил из Сан-Педро тревожную информацию, которая угрожает подвергнуть опасности все, за что мы так упорно боролись и чего наконец добились».

Пока Сантини говорил, Уотсон, добродушие постепенно слиняло с его лица, и оно сделалось чрезвычайно мрачным – так он пытался донести до меня всю серьезность ситуации.

«Похоже, во время пребывания в вашей стране Висельник надиктовал мемуары своему секретарю Лопесу, известному вам как Лукас».

«Я его совсем не знал, мистер Сантини. Но очень сожалею, что как Лопес, так и его хозяин не только не попали мне в руки, но и избежали цепкой хватки очень способного инспектора Бэйнса».

Холмс отвлекся от воспоминаний и повернул лицо ко мне:

– Кстати, Уотсон, вы знаете что-нибудь о смерти Мурильо?

Я был несколько смущен этим неожиданным вопросом и почувствовал себя как провинившийся школьник, потому что за всей это суетой, сопровождавшей возвращение Холмса в Лондон, абсолютно забыл рассказать ему о том, что последовало за нашими приключениями. Даже ощущаемый мной физический дискомфорт усугубился, когда я стал объяснять виновато:

– Инспектор Бэйнс написал мне об этом. Все случилось в Мадриде примерно через шесть месяцев после того, как вы… спустя шесть месяцев. Мурильо и Лопес были обнаружены заколотыми в своих номерах в отеле «Эскуриал». Конечно, как говорит Бэйнс, это не было результатом ссоры. Зная вашу высокую оценку его способностей, уверен, что вы бы согласились с его заключением.

Некоторое время Холмс обдумывал эту новую информацию, а потом прокомментировал:

– Вряд ли такой финал понравится вашим читателям, Уотсон.

– Я могу внести поправки, если когда-либо решу написать об этом.

Он посмотрел на меня с неодобрением, какое иногда обнаруживал при обсуждении моих литературных опытов.

– Вы же сами говорили, что я не смогу рассказывать об этой истории в моей обычной манере.

– Правда? Хм. Не помню. Кстати, как там Бэйнс?

– К сожалению, его карьера складывается не так успешно, как вы предсказывали. Насколько я знаю, сейчас он служит в Шеффилде, но по-прежнему надеется, что однажды его переведут в Скотленд-Ярд.

Холмс печально покачал головой:

– Не переведут. Скотленд-Ярд боится воображения и ума. Они там такие. И я с грустью отмечаю, что они не изменились за минувшие три года. Но вернемся к моей истории. Я выудил из Сантини подробности, касающиеся мемуаров, о которых он говорил.

«Понятно, что в этом ценном документе, который еще нужно обнаружить, проклятый Мурильо назвал несколько членов нынешнего правительства, лояльных к его курсу».

«И вы желаете, чтобы я нашел для вас этот документ?» Говоря так, я начал шарить в кармане халата, искал свою черную глиняную трубку, потому что терял интерес к беседе. «Несколько лет я был далеко от цивилизованного общества, мистер Сантини, но мне кажется, что эти бумаги вряд ли так уж ценны…»

«Ценны, да еще как!» – выкрикнул он.

И, должен признаться, Уотсон, я был так поражен его яростным возражением, что уронил трубку, которая закатилась под мой стул.

«От этих бумаг зависит будущее Сан-Педро». Буря, возникнув неожиданно, так же неожиданно и улеглась. К нему вернулись манеры мягкого, обходительного человека, каким он представлялся несколько мгновений назад. Сантини смахнул воображаемую пылинку с безупречных брюк и продолжил уже спокойнее: «Если кто-то из этих людей решит последовать по пути диктатора, Сан-Педро может оказаться под пятой второго Мурильо. Обладая властью и влиянием, они являются угрозой для демократии. Им не место в нашем правительстве и в нашей стране, не только сейчас, но и потом. Надеюсь, мне удалось ясно выразить свою позицию, мистер Холмс?»