Александр Колин - Комедия убийств. Книга 2

Турки внутри цитадели ели досыта и пили допьяна, чего нельзя сказать о крестоносцах, которые, претерпев столь длительные мучения и такой голод, что часть из них не смогла удержаться от каннибализма, напрасно рассчитывали на богатство закромов Антиохии. Еды и питья нашлось куда меньше, чем мечталось. Воинство Христово вновь оказалось под угрозой голодной смерти и, ко всему прочему, было принуждено отражать постоянные атаки турок из цитадели и с внешней стороны стен.

Аги-Азьян погиб, пытаясь бежать во время ночного штурма, когда Боэмунд трубил в рог на башне Двух Сестер, подаренной ему Фирузом. Армяне-лесорубы преподнесли князю голову, саблю и богатую перевязь всесильного эмира, каждый из предметов обошелся победителю в шестьдесят золотых [6] Для сведения: когда эмиру Сиваса удалось в 1100 году заманить Боэмунда в западню, армянскому князю, выкупившему предводителя франков из плена, пришлось раскошелиться на 100 000 золотых. . Теперь на эту колоссальную для простого человека сумму в городе можно было купить шестьдесят фунтов испеченного хлеба, или три десятка яиц, или четырех кур. Становилось ясно, что скоро не останется ничего, что можно будет употребить в пищу, ибо бедные крестоносцы, не имея денег, уже питались листвой, корой деревьев, жарили на кострах вымоченные и отбитые куски шкур свиней и вьючных животных.

Горы трупов, быстро разлагаясь в лучах жаркого солнца, наполняли улицы ужасным смрадом, становились причиной болезней, косивших франков куда беспощаднее, чем враги, которые, несмотря на частые вылазки, не могли достичь значительного успеха, так как извечные соперники Боэмунд и Раймунд объединились, их стараниями вскоре выросла высокая стена, отделившая крепость от города. Кроме того, князь Тарентский велел своим людям согнать уцелевших жителей на разрушение их же собственных домов, расположенных у стен города. Таким образом, даже сумев проникнуть внутрь Антиохии, турки Кербоги оказались бы в значительной степени лишенными возможности маневрировать и не достигли бы эффекта внезапности, руины изрядным образом затрудняли проникновение в центральную часть города, где и находились основные силы осажденных.

Кербога, убедившись, что крестоносцы не представляют легкой добычи, и зная сложившуюся в городе ситуацию, решил подождать, пока плод дозреет и свалится в руки. Франки же, угнетенные голодом и болезнями, ждать не могли. Иные из них обращались в бегство, спускаясь со стен на веревках (кому-то везло, другие попадали в руки турок), кто-то впадал в уныние и молился, но основное войско сохраняло присутствие духа, даже юноши за годы похода научились многому, превратившись в мужчин.

Хьюго и Арлетт не расставались: днем, когда людям Боэмунда выпадал жребий патрулировать стену, рыжекудрая амазонка облачалась в доспехи, надевала на голову легкий шлем и частенько, бывало, сражалась рядом с возлюбленным супругом. Ей уже скоро должно было исполниться тридцать семь, но разрушительная работа, которую ведет неустанное время над кожей лица, сплетая на ней паутинки морщинок, едва лишь делалась заметной, волосы оставались все еще пышными, улыбка белозубой.

Лишения осаждающих, по счастью, почти не коснулись ее: князь отрядил посольство в Киликию с целью добычи провианта и лошадей, и Арлетт попала в число тех, кому выпала честь отправиться с миссией.

Женщина все же похудела на пять-шесть фунтов, что только шло ей. В воинском облачении она продолжала напоминать мальчишку-оруженосца, того Гвильямино, который много лет назад без страха смотрел в глаза великому герцогу Роберту в малом зале его салернского дворца, и так же, как тот мальчишка давным-давно в родной Апулии, продолжала метко стрелять из арбалета, заслуживая похвалы взрослых воинов, восхищение и зависть молодых людей (не все поначалу знали, что имеют дело с женщиной).

Молодожены были счастливы, хотя медовый месяц выдался у них не спокойный, даже и после захода солнца они не всегда принадлежали друг другу (случались ведь и ночные дозоры); но оставшись вдвоем, предавались любви без удержу, меры и стеснения. Они заняли часть дома богатого горожанина, которого по ошибке (он принадлежал к активным сторонникам франков) победители зарезали вместе с семьей и большей частью слуг. Едва выбросив истерзанные трупы несчастных из окон, новые хозяева кинулись на кровать прямо в окровавленных доспехах и, только вволю насытившись друг другом, позволили слуге Хьюго и служанке Арлетт раздеть их.