Николай Свечин - Дознание в Риге

– Есть хочешь?

– А…

– Официант! Карту сюда. И бутылку наилучшего коньяка.

Аксель быстро освоился. Он внимательно изучил меню и выбрал самые дорогие блюда. Сыщик и глазом не моргнул. Оба наелись до отвала и захмелели. Наконец Лыков заговорил:

– Видишь, как можно жить?

– Да…

– А ты в каторгу теперь пойдешь. И ничего уже нельзя исправить.

– Ничего? Эх…

– Сахалина никак тебе не миновать. Сам виноват! Но и там можно жить по-разному. Поверь, я знаю, о чем говорю. Ты не был на Сахалине?

– Не-е-т.

– А я был. Начальником округа там служил. Насмотрелся.

– Вы для чего мне это говорите, ваше высокоблагородие?

– Вразумить пытаюсь. Нравишься ты мне. Неплохой вроде парень, а поверил этому Мартину. Где он теперь? А Эмиль где? Сидят в безопасном месте и над тобой насмехаются.

У Акселя спьяну задергалось лицо.

– Не говорите так, вы их не знаете, – процедил латыш. – Они мои товарищи по классовой борьбе.

– Борьба, юноша, есть только одна – борьба индивидуума за выживание. Тебя в данном случае. Про Дарвина слышал? Сильный пожирает слабого. Все остальное – демагогия. Пустая болтовня.

Лыков нарочно старался выбирать выражения из предполагаемого лексикона товарища Мартина. Чтобы собеседник услышал знакомые слова и больше в них поверил.

– И вот теперь дилемма. Ты должен сделать выбор: спастись или погибнуть. Выбирай.

– Что вы предлагаете?

– Знаешь, как плохо на каторге без денег? Ужасно, невыносимо. А с деньгами и в аду жить можно. Слышал, как поступают арестанты, у которых капитал? Нанимают поселенца. И тот валит лес или копает канаву вместо того, кому это вменено в обязанность приговором.

Боевик слушал жадно, боясь пропустить хоть слово.

– Еще там есть майданы. Говорили тебе про майданы?

– Нет. А что это?

– Тюремные лавки. Или магазины. За деньги там все можно купить, даже водку и табак, которые официально запрещены. И женщин, женщин тоже. Но за деньги… Они, брат, в неволе все. Начальство не трогает тех, кто при капитале. И жиганы их уважают, не бьют.

Лыков вынул из кармана заранее набитый бумажник и красноречиво потряс им:

– Вот главная сила. Капитал, оборотные средства! Деньги – товар – деньги-штрих.

И без перехода предложил:

– Скажи, где прячутся Эмиль с Мартином, и получишь пятьсот рублей.

– А как я их получу? В тюрьме же надзиратели отнимут.

– Никто не отнимет. Сейчас пойдем туда и добавим одну строчку в опись изъятых у тебя вещей. И полтыщи твои. Возьми немного на неотложные нужды, но основное оставь у смотрителя. На каторге пригодятся. Деньги будут законные, они поедут с тобой на Сахалин. Ну? Пять сотен!

Скрастынь зачем-то огляделся, потом спросил шепотом:

– А можно тысячу?

– Ты хочешь целую тысячу?

– Да. Срок у меня будет большой, деньги понадобятся.

Лыков задумался. И правда, черт с ними, с этими бумажками. Лес продам и восполню. Зато не надо бегать и искать тех двоих, Аксель сдаст их тут же. Раз – и сразу в дамки.

– Ну хорошо… Но за такую сумму расскажешь все, что знаешь.

– Я готов.

– Нет. Сначала пойдем в тюрьму. Я человек честный, не обманываю. Получишь деньги, увидишь их в протоколе, возьмешь, сколько надо. И лишь после этого поговорим.

Сыщик и арестант явились на Полицейское подворье. В кабинете тюремного начальства состоялась сделка. Смотритель, числящийся по армейской пехоте штабс-капитан Богданов подписал новый протокол изъятия. Теперь за Акселем Скрастынем значилась тысяча рублей. Еще Лыков приказал перевести подследственного в хорошую камеру. Там сидели всего четыре арестанта, пожилые и безобидные.

Тридцать рублей мелкими купюрами новоявленный богач пожелал взять с собой.

– Только не играй на них в карты, – предостерег сыщик. – Облапошат. Соседи лишь с виду безобидные.

Аксель посмотрел на питерца и ответил с чувством:

– Мама всегда запрещала мне играть в карты на деньги.

Лыков хотел спросить: «А убивать людей тебе мама не запрещала?» Но сдержался. Пусть сначала сообщит, что знает.

Закончив расчеты, они сели в допросной. Лыков взялся за перо. И Аксель стал рассказывать.

Первым делом он назвал настоящее имя Эмиля. Тот действительно оказался из крестьян. Сын арендатора из Вольмарского уезда Эмиль Михелев Карклин, семнадцати лет. Ученик путевого обходчика. Живет в будке номер девять Элеваторной железной дороги.

– Кто убил Язепа Титуса? – задал Лыков главный для себя вопрос.

– Эмиль.

– По приказу Мартина?