Рори Клементс - Мститель

После сборов они еще немного посидели вместе, спокойно беседуя и попивая вино при свете свечей. Им обоим многое нужно было сказать друг другу, но они промолчали, и, хотя они впервые за все эти дни спали в одной постели, близости между ними не возникло. Разрыв в их отношениях оставался непреодолимым, но, быть может, этот разрыв не был простой размолвкой. Тем не менее нехорошо было вот так расставаться.

Ночью Шекспир поднялся с кровати, ему не спалось. Он посмотрел на спящую Кэтрин и коснулся ее лица. Она так тихо лежала, что ему показалось, она тоже не спит. Но Кэтрин не ответила на его прикосновение. Босиком он тихонько прошел в кабинет и зажег свечу. Шекспир еще раз просмотрел бумаги, которые принес из Эссекс-Хаус.

Джон изучил документы, касающиеся Роанока. Среди них был листок, который он прежде отложил, считая его неважным. На нем стояла дата 1589 год, за год до того, как выяснилось, что колонисты исчезли. Наверху были слова: «Новая корпорация Вирджиния, принадлежащая С. У. Р.», а ниже – имена инвесторов. Шекспир просмотрел список. Это были богатые купцы из Сити, которые могли вложить деньги в подобное рискованное предприятие. Внезапно его прошиб холодный пот: одним из имен было имя Джейкоба Уинтерберри – жениха-пуританин убиенной Эми Ле Нев.

Значит, Джейкоб Уинтерберри вложил деньги в колонию Роанок сэра Уолтера Рэли. В этот ранний час Шекспир никак не мог понять, что бы это могло значить. Было ли это простым совпадением? Но полученный на службе у Уолсингема опыт говорил ему, что это не так. Его вдруг охватила страшная усталость. Может, ему следует завтра увидеться с Уинтерберри? И все прояснится. Шекспир вернулся в спальню и скользнул в кровать, где мирно спала его супруга.

Они поднялись с рассветом под крики петухов. Семья еще завтракала, когда послышался топот копыт, звяканье доспехов и к их дому подъехал отряд из тридцати военных всадников. Дети с разинутыми ртами рассматривали вооруженных солдат в шлемах, доспехах и их тридцать вьючных лошадей, готовых к сражению с наводящими ужас шотландскими налетчиками в северных марках [6] Район приграничья на севере Англии. . Джейн и Кэтрин угостили солдат элем. Затем военные погрузили вещи семейства на своих вьючных лошадей, надежно все привязав, и встали во внутреннем дворе в ожидании приказа садиться в седло и отправляться в путь. Шекспир обнял и поцеловал детей, заставив их пообещать вести себя хорошо и почитать Господа. Два лейтенанта усадили Эндрю и Грейс на своих лошадей.

Шекспир обнял Мэри, своего единственного родного ребенка. Он улыбнулся.

– Береги маму, – сказал он.

Настало время прощаться Кэтрин и Шекспиру. Они неловко стояли друг против друга. Джон сделал шаг вперед, чтобы поцеловать супругу, но в последний момент она отвернулась, и его губы коснулись лишь ее щеки.

– Храни тебя Господь, Кэтрин, – сказал он, изо всех сил стараясь улыбнуться.

– С этим отрядом мы будем в безопасности. Не тревожься.

Кэтрин села в седло, и Шекспир поднял Мэри, чтобы та села вместе с ней. Рядом с Кэтрин, на гнедой лошади, выставив свой огромный живот, в дамском седле сидела Джейн.

– Я немедленно отправлю следом за вами Болтфута. А за ним и Джека Батлера. – Он повернулся к командиру отряда. – Присматривайте за ними, офицер.

Командир отдал Шекспиру честь, затем развернул свою лошадь, вывел отряд со двора и повел по улицам Лондона, направляясь к пыльной и опасной дороге, ведущей на север.

Последнюю милю до церкви в Уонстиде Шекспир ехал под звон погребального колокола. Глубокий, наводящий ужас звук повторялся снова и снова, что означало лишь одно: тело ждет погребения в сырой земле.

На кладбище, расположенном неподалеку от особняка Ле Невов на принадлежащей семье земле, собрались скорбящие. Но их было совсем мало, человек десять или около того, и со стороны могло показаться, что хоронят бедняка.

Шекспир остановил кобылу в сотне ярдов от кладбищенской стены и постоял немного, наблюдая, как собравшиеся, среди которых были сэр Тоби и Корделия Ле Нев, одетые во все черное, служанка Миранда и ворчливый старик-слуга Додсли, заходили в церковь, где священник служил простую новую панихиду. Справа от священника, прижимая к груди широкополую черную фетровую шляпу, стоял человек в длинном одеянии из темного сукна. Он смотрел прямо перед собой, его лицо было неподвижным, словно отлитым из металла.

Процессию возглавляли четверо мужчин в кожаных джеркинах простолюдинов, они несли гроб.