Станислав Рем - Свет венца

– Так что тебя смущает? – Донеслось до сознания чекиста.

– Нет, ничего. – Нашёл в себе силы ответить Глеб Иванович. – Только думаю, не стоит бежать впереди телеги.

– А мы и не станем бежать. – Осклабился Зиновьев. – Сядем на козлы, Глеб Иванович, потому, как будем первыми. И пусть Москва тянется за нами, а не мы за ней.

Григорий Евсеевич расхохотался, в голос, чем привлёк к себе внимание покидающих кладбище горожан, запрыгнул в авто, приказал ехать в Смольный.

Председатель ПетроЧК проводил машину долгим, хмурым взглядом, достал из кармана пачку папирос, закурил.

Так вот о чём ты мечтаешь, Григорий Евсеевич… – Бокий ещё раз глянул в сторону удаляющегося авто. – На козлы желаешь влезть? Что ж, давай, попробуй. Дерзни. Смотри, только, как бы пупок не надорвался.

Немилосердно тарахтящее авто, принадлежащее ПетроЧК, сотрясаясь, притормозило близ арки, которая, напоминая распахнутый зев некоего неведомого огромного зверя, чернела в стене пятиэтажного дома с мансардой.

– Тут. – Кучер уверенно кивнул головой на сквозной арочный проход, ведущий внутрь двора. – Сюды я барина подвозил.

– Набережная Фонтанки 54. – Констатировал Аристарх Викентьевич, кинув взором по улице. – Дом генеральши Толстой. – Следователь всем телом развернулся к Матвею. – А в какую квартиру ходил барин, конечно, не знаешь?

– Откуда? – Удивился мужик. – Мы ж вот прямо тут, где сейчас стоим, останавливались. Барин в двери или в проход шмыг – и был таков. А я, с кобылой, до дому.

Несмотря на то, что Озеровский общался с кучером, он, боковым зрением, отметил, с каким напряжением смотрел на дом Мичурин. Не рассматривал рассеянно, из любопытства, а именно уставился на него пристальным, цепким взглядом. Причём, как опять же отметил Аристарх Викентьевич, взгляд Саши был устремлен, только в одну точку, на уровне третьего этажа.

Любопытно, – сделал мысленную зарубку следователь. И снова вернулся к допросу кучера:

– Сколько раз привозил сюда барчука?

– Много. – Пожал тот плечами. – Не помню. Часто. Чаще, чем на Васильевский.

Тело следователя вернулось в прежнее положение.

– Жаль, фото с собой нет. – Тихо, еле слышно, произнёс сыщик. – Придётся вторично наведаться. – И тут же резко развернулся в сторону юноши. – Что скажете, Саша?

– А? Что? – Юноша растерянно – часто заморгал пышными, густыми, на зависть девчонкам, ресницами.

Озеровский удовлетворённо хмыкнул.

– Говорю, возвращаться придётся.

– Для чего?

– О чём вы думаете, молодой человек?

– Как бы успеть на Марсово поле. – Для самого себя неожиданно соврал Александр, потому, как в данную минуту он совсем не думал о похоронах товарища Урицкого.

– Вот оно как… – Аристарх Викентьевич сделал вид, будто не заметил, как запунцовело лицо юноши. – Но нам туда путь не лежит. Если хотите, можете отправиться на похороны самостоятельно. Только чтобы оттуда сразу на Гороховую.

Мичурин легко выпрыгнул из авто, будто только того и ждал.

– Экий, прыткий. – Матюкнулся кучер Матвей и с силой принялся свободной рукой ёрзать штанину, о которую теранулся каблук ботинка чекиста.

– Молодость. – Веско заметил в ответ Озеровский, кивнув головой водителю: трогай.

Аристарх Викентьевич находился в полной неприятности, потому, как был уверен, что Саша, по непонятной причине, соврал, как, впрочем, был уверен и в том, что сия причина вскоре вскроется.

Дзержинский, в ожидании авто с Петерсом, решил немного прогуляться в одиночестве по Александровскому саду, собраться с мыслями.

Подумать было о чём…

…Ранним утром, Председатель ВЧК скорым, упругим, стремительным шагом вошёл в Спасские ворота Кремля. Предъявив часовому мандат, поинтересовался:

– Председатель ВЦИК у себя?

Солдат утвердительно качнул головой. И только. Никакого подобострастия во взгляде и поведении.

Молодцы, – мысленно похвалил охрану чекист, – хорошая муштровка. Ишь, как обшарил взглядом, с головы до ног. И не посмотрел на то, кто я.

Устремился к зданию Совнаркома.

О том, как поведёт разговор со Свердловым, Феликс Эдмундович решил ещё в пути, едучи в «моторе». Поначалу, как только Председатель ВЧК ознакомился с донесением Петерса, он, было, решил прижать, придавить, загнать в угол Якова. Однако, чем ближе автомобиль приближался к Кремлю, тем меньше оставалось уверенности в первоначально принятом решении. А как только авто затряслось на брусчатке Красной площади, от данной мысли вообще не осталось и следа.