Николай Свечин - Касьянов год

— Ну вам-то будет уже все равно, — поддел Лыкова арестованный. — А потом, смотря как провернуть. Вы можете утонуть во время купания. Или выпасть в окошко. Или вас лошадь собьет на улице. А то и вовсе пропадете бесследно.

Сыщик задумался. Мысль о том, что жалкий надзиратель сыскного отделения может быть настолько опасен, не укладывалась в его голове.

— Поймите, — настойчиво продолжал Петр Софроньевич, — все уехали. Нет ни губернатора, ни полицмейстера. Сейчас Асланов и Желязовский в городе высшая полицейская власть. Очень удобно, чтобы от вас избавиться. А Гудимы с Мерингом потом вас оговорят. Подбросят какую-нибудь дрянь, оклевещут, лжесвидетелей предоставят. Очернят, одним словом. Так, что и искать ваших убийц никто не станет.

Лыков молчал, обдумывая услышанное.

— Бегите. Что вам еще осталось в Киеве? Засадить их в тюрьму не получится: я протокол не подпишу. Других улик у вас нет. Поручение министра вы, считай, исполнили. Меринг к убийству Афонасопуло прямого отношения не имеет, он его не заказывал. Бумаги, подтверждающие его скорое банкротство, у вас на руках, их и отдайте Витте. Все, дело сделано. И вы целый.

— Зачем же Асланову меня убивать? — оживился надворный советник. — Сами себе противоречите.

— Ничуть. Лыков все равно опасен. Вдруг он неправильно рассчитает свои силы? Подумает, что справится с Аслановым, и объявит ему войну. Выиграть он ее не выиграет, но урон нанесет. Безопаснее Лыкова сложить. Как только Спиридон вернется из командировки, тут же примется за вас.

— А вы? Вы так спокойно приняли неизбежный конец? И бороться не станете?

Бандит развел руками:

— А как бороться? С моими-то грехами да после признания Степана Племянникова, каторги не миновать. Каторга для меня хуже смерти. Лучше уж сразу. Касьянов год… Касьян Немилостивый на тот свет зовет, надо собираться.

— Но почему, почему вы не отдадите мне Асланова?! — в последний раз попытался питерец. — Вам умирать, а этой сволочи жить? Где тут правда?

— Какая еще правда? Где вы ее видели на земле?

— Не понимаю я этого.

— Как угодно, — сухо ответил бандит. — Спиридон мне ближе всех сыщиков, он такой же, как и я. Брат не брат, друг не друг, но одного мы поля ягоды. Думал я и так решил. Тот солдат неслучайно в лавку явился. Дьявол его прислал. Давал мне сигнал, что пора к нему на службу переходить, а не табаком торговать.

— Но ведь вы могли быть честным человеком. Много лет пекли кирпич, обходились без черных дел.

— Обходился, да не обошелся. Черного кобеля не отмоешь добела.

— Но еще не поздно помочь правде. Откреститься от аслановых и иже с ними.

Атаман помотал головой:

— Заканчивать свой век предателем? Сумел согрешить, умей и ответ держать. Я отвечу.

— А Спиридон нет?

— Судьбу не объедешь.

— Но он же вас и убьет.

— Обязательно убьет, — согласился Володимеров. — По тем же соображениям. Так ему безопасней, да и мне в казематах не мучиться…

— И вы согласны? Отомстить ему за это не хотите?

— Если уж мне кому и мстить, так это вам. Вы, господин Лыков, сгубили мою жизнь, а не Спиридон Асланов. Вот я и отомстил: все рассказал, а бумагу не подпишу.

— С трудом понимаю это…

— И не ломайте голову. Просьбу мою помните?

— Про крест? Так отдайте его сами Спиридону. Когда он явится вас убивать.

— Плохо сказали, — укорил сыщика атаман. — Зря. Над смертью не смеются.

— Вы тоже меня не щадите.

— Отдать Асланову эту вещь я не могу. Он золото из рук не выпустит, жадный.

Лыков смутился:

— Извините. Конечно, я перешлю крест вашей сестре.

— Спасибо. Но если не воспользуетесь моим советом, то все будет напрасно. Не успеете. Бегите из Киева, пока есть время. А теперь пусть меня оставят в покое, я устал. Да, и Красовскому лишнего не рассказывайте, а то и его погубите.

Это были последние слова атамана. Лыков вышел к ожидавшему его надзирателю в крайнем волнении.

— Что он вам сообщил? — накинулся на него Николай Александрович. — Сознался или нет?

— Сознался, но протокол подписать отказался наотрез.

— Почему?

— Чтобы не облегчать нам жизнь, видимо.

— Для чего же тогда рассказал? — опешил Красовский. — Да, и в чем именно сознался Арешников? Убийство оценщика он взял на себя?

Лыков никак не мог решить, что передать помощнику, а что скрыть от него. Вдруг атаман прав, и пора домой? Без подписанного им протокола делать питерцу в Киеве больше нечего…