Александр Асмолов - Ушебти

– Герцогиня, – голос Ги звучал торжественно. – Позвольте показать Вам мою скромную коллекцию картин. Они в галерее. Это Вас не утомит?

– Нисколько, граф, – Александра сделала реверанс.

Они рассмеялись и медленно пошли по аллее обратно. Замок уже не казался хмурым и безлюдным. Он превращался в старого, надежного друга, рядом с которым можно чувствовать себя абсолютно раскованно и безопасно. Своей громадой толстые стены отгораживали гостей от мирской суеты, создавая за собой некий идеальный мир. Неслучайно маленький парк был разбит именно с этой стороны. И небольшой пруд, и аккуратно подстриженные линии кустов, и миниатюрные клумбы, и эта аллея – все создавало ощущение причастности к некоему секрету. Гости осознавали себя невольными избранными, даже – посвященными, и это придавало особую значимость их короткому пребыванию в маленьком мире, хранимом старым замком.

– Удивительное место, – Саша глубоко и с удовольствием вздохнула. – Я себя здесь так хорошо чувствую, как будто родилась или долго жила тут.

– И не случайно. Это замок святой Анны. Она покровительница Валлонии.

– Спасибо тебе, Анна, – очень серьезно произнесла Саша. – Я чужестранка, но и для меня, грешной, у тебя нашлось столько доброты. Да будет благословенно твое имя!

– А ты грешница? – удивился Ги.

– Наверное. Наша церковь утверждает, что мы рождаемся в грехе. Тем более женщины.

– Но мужчины, особенно лучшие из них, всегда возвышали женщин. Посвящали им свои произведения, подвиги и даже жизни.

– И сжигали на кострах… Прости, на меня что-то нашло. Так где же обещанная картина?

– Галерея наверху.

Они медленно поднимались по солидной, но, пожалуй, грубоватой лестнице. Очевидно, дизайнеры умышленно оставили ее почти без изменений, дабы подчеркнуть, что это старинный замок, а не помпезный дворец с широкими отполированными мраморными лестницами.

– Боже, – воскликнула Саша, когда Ги распахнул перед ней двери в большой зал. – Какая красота.

Она остановилась, разглядывая просторное, едва освещенное помещение. Плотные шторы не пропускали свет с улицы, да и верхнего света не было, зато вдоль стен были небольшие темно-синие лампочки, очерчивающие периметр огромного зала. Другие узко направленные синие лучи били вертикально вверх, обозначая множество картин, висевших вдоль стен. Ги закрыл дверь в зал и встал рядом с Александрой. Невидимые светильники постепенно заполнили галерею светом. Десятки больших полотен в массивных рамах ожили. Эффект, задуманный кем-то, удался. Выписанные в мельчайших деталях лица смотрели на гостей – кто с иронией, кто с мольбой, кто с вопросом. Старым мастерам удавалось создавать на своих полотнах нечто располагающее к диалогу, и время было не властно над этим желанием. Хотелось разглядывать каждую черточку на восхитительных полотнах, которые были написаны, подобно книгам, в расчете на долгий, неспешный разговор. Наедине.

– Красивая галерея, – Саша медленно продвигалась вдоль полотен. – Как все гармонично подобрано.

– Это частная коллекция, и ты одна из немногих.

– Я хотела спросить, правда ли это, – усмехнулась Саша. Она обернулась к Гийому, стоявшему у большого круглого стола из темного дерева, по периметру которого через равные промежутки располагались резные кресла с высокими спинками.

– Здесь заседают рыцари «круглого стола»? – с интересом спросила Александра.

– Почти угадала. Это точная копия круглого стола с острова Аваллон, за таким же сидел Спаситель с учениками на тайной вечере, такой же был и у короля Артура.

– По-моему, на фреске Да Винчи просто большой стол.

– Сюжет тайной вечери был достаточно популярным среди художников. Стол изображался и дугообразным, и буквой «П», и квадратным, и круглым. Апостолов на разных иконах было от трех до двенадцати. Если обратиться к библейским текстам, то участников тайного празднования исхода евреев из Египта было тринадцать. Ничего не говорится о слугах, которые должны были бы быть в таком большом доме, но точно сказано, что Иисус омыл ноги всем двенадцати апостолам. В евангелие от Луки говорится, что они возлежали за столом, но, думаю, что это неточность перевода в угоду римской трапезе, поскольку у евреев такой традиции не было. После известной фразы о предательстве, обращенной к Иуде, тот ушел. Однако Леонардо, сохраняя интригу, изобразил на своей знаменитой фреске именно тринадцать человек, причем, всех – лицом к зрителю, в линеечку. Это стало классикой. Мало кто задумывается, что беседовать в таком расположении крайне неудобно. Тем более что вечеря была тайной, прощальной, откровенной.