Василий Гавриленко: Младенцы Потерянной Супони

-Господин Берн, мне странно слышать именно от вас этот вопрос.

-Не уверен, что понимаю вас.

Доктор Кислинг взглянул на Бальтазара, затем вновь обратил взор пылающих за стеклами очков, глаз на священника.

-Я полагал, что именно к духовному лицу жители деревень в первую очередь обращаются в минуты душевной скорби и смятения.

-Так и есть, - спокойно отозвался отец Берн. – Только причем здесь Бюро по борьбе с мракобесием?

-Преподобный, - подал голос Бальтазар, - А разве в вашей деревне не происходило в последние недели нечто необычное и, я бы сказал, жуткое?

Мария, вернувшаяся на свое место у камина, чихнула.

-Простите.

Отец Берн уставился на Бальтазара.

-Сын мой, дорога жизни полна опасностей и мрака и на ней нас ежесекундно поджидает нечто необычное и жуткое.

-Мы приехали из-за этого, - насупился доктор и бросил на стол желтый бумажный листок.

Мария приблизилась к столу, передала листок отцу Берну, тот быстро пробежал письмо глазами. На его лице не отразилось ровным счетом ничего.

-Ясно. Мария, передай это обратно доктору.

Девушка вернула письмо Якова Рваная Щека Кислингу. Когда она проходила мимо Бальтазара, тот не удержался и скосил глаза, осмотрев весьма симпатичную заднюю сторону Марии.

Доктор Кислинг удивленно смотрел на священника. Отец Берн начинал казаться ему вполне здравомыслящим человеком, а не одним из тех параноиков и фанатиков, которыми обыкновенно являются деревенские падре.

-Магистр, боюсь, вы совершили ваш путь напрасно.

-Отчего же?

-На то есть две причины. Главная – в нашей деревне нет мракобесия и к гибели несчастных младенцев все относятся более чем разумно. А вторая причина – Яков Рваная щека – это местный дурачок, бедняга, лишенный разума.

-Но мертвые младенцы в вашей деревне есть? – спросил Бальтазар.

-Младенцы есть.

В эту секунду наверху раздался детский плач. Лицо отца Берна передернулось, губы скривились, он бросил на Марию испуганный взгляд. Девушка, сорвавшись с места, побежала вверх по лестнице, стуча деревянными башмаками.

-Младенцы есть, - повторил святой отец, отпивая из кружки (зубы стукнули о глину). – Но в их гибели нет ничего сверхъестественного.

-Это понятно, - доктор Кислинг взмахнул рукой. – Чертей не бывает. Нас интересует, что думает обо всем этом население деревни и не собирается ли оно сжигать или вешать ни в чем не повинных людей. Наша задача – выявить истинную причину гибели младенцев и не позволить совершиться дикому самосуду.

-Это благородная миссия, уважаемый магистр, - улыбнулся отец Берн. – И я очень рад, что вы приехали. Но, уверяю вас, в Потерянной Супони нет ни одного человека, за исключением болезного Якова, который верит в то, что младенцев уничтожил диавол или какая-нибудь ведьма.

Доктор Кислинг, беседуя со священником, все более уверялся в том, что их миссия подходит к концу. Можно приказать Штефану запрягать Фесту: в деревне, где такой разумный пастырь, едва ли найдется место мракобесию.

Бальтазар также склонялся к этой мысли, но на всякий случай, продолжил расспрос:

-Преподобный, но отчего, по-вашему, погибли младенцы?

Священник сцепил пальцы на груди, покачиваясь на стуле, так похожий сейчас на бродячих выпивох-монахов, каковыми их рисуют в предосудительных книжках.

-Сказать по чести, я не знаю, - ответил он. – Полагаю, это оспа.

-Оспа, - эхом отозвался доктор Кислинг. Именно про оспу он и подумал после первого же прочтения письма. Ну, в этом доме мракобесием и не пахнет, если, конечно, не считать мракобесием веру в страсти Христовы.

-Да, оспа. Возможно, какая-то иная болезнь. Но – болезнь .

Доктор Кислинг торжествующе взглянул на Бальтазара.

-Похоже, господин Клаус, мы зря растрясали кости, пробираясь в Потерянную Супонь. Кстати, преподобный, отчего ваша деревня так называется? Все дорогу ломал голову.

-Очень просто, - отец Берн отпил из стакана молока, промокнул губы салфеткой. – В стародавние времена здесь проезжал король со своим обозом, и потерял супонь.

-ВЫ КТО ТАКИЕ?! ВЫ КТО ТАКИЕ, Я ВАС СПРАШИВАЮ?!

Бальтазар подскочил с места, доктор Кислинг едва не упал со стула и, расширив до предела глаза и слегка приоткрыв рот, смотрел на ворвавшегося в дом невысокого пожилого человечка в зеленом сюртуке, с всклокоченной жидкой бороденкой цвета топленого молока. За спиной человечка возвышался настоящий великан: мужчина не меньше семи футов ростом, широкий в кости, с выдвинутой вперед нижней челюстью, отчего лицо великана приобрело непередаваемо-свирепое выражение.