Борис Сударушкин - Исчезнувшее свидетельство

Еще в прошлое посещение Окладина я хотел спросить его об Ольге – дочери историка, с которой мы познакомились во время поисков новгородских сокровищ. В этот вечер, подав кофе, Окладин сам вспомнил о ней:

– Без Ольги как без рук: и в квартире беспорядок, и кофе так себе. А жена, как всегда, целыми днями в театре, вот и приходится самому крутиться. Ольга по распределению уехала работать в сельскую больницу под Рыбинском. Надеялся, будет хоть по выходным приезжать, но говорит – работы много. Только по телефону и общаемся…

Больше к этой теме Окладин не возвращался, но чувствовалось, что разлуку с дочерью он переживает тяжело, пожалуй, даже хуже, чем длительные гастроли жены.

Выпив по чашке кофе, который показался мне не таким уж и плохим, как прибеднялся Окладин, мы продолжили следствие, прерванное в прошлый раз.

– Итак, автор или мистификатор создал «Слово о полку Игореве»? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте выясним, какими качествами должен обладать мистификатор…

Не надо было быть опытным физиономистом, чтобы, взглянув на Пташникова, догадаться, как этот разговор неприятен ему. Но Окладин словно не замечал его состояния:

– Во-первых, этот неизвестный должен был в совершенстве знать древний русский язык и иметь под рукой несколько старинных рукописей и летописей, чтобы проникнуться духом времени и правильно изложить ход событий. Во-вторых, он должен хорошо изучить те места, где развертывались события. В-третьих, нужно иметь явные способности к поэтическому творчеству. Как видите, Иоиль Быковский, у которого, по сообщению Мусина-Пушкина, было приобретено «Слово», обладал всеми этими качествами.

– Архимандрит в качестве мистификатора?! – возмущенно произнес Пташников. – Иоиль Быковский никогда бы не выступил в такой унизительной роли.

– Я тоже так думаю, – согласился Окладин. – Но он мог попробовать себя не в роли мистификатора, рассчитывавшего обмануть читателей, а в роли автора древнего произведения, и эта попытка удалась как нельзя лучше. Каким-то путем, вероятнее всего через Арсения Верещагина, рукопись оказалась у Мусина-Пушкина. Тот дожидается смерти архимандрита и выдает «Слово» за подлинное древнее произведение. Возможно, Арсений Верещагин был против публикации, поэтому Мусину-Пушкину пришлось ждать и его смерти. Эта версия объясняет если не все, то очень многие загадки в истории «Слова»: и столь долгое молчание о ней Мусина-Пушкина, и его ссылку на Иоиля Быковского, и шифровку Арсения Верещагина по поводу смерти архимандрита, и то, почему весь тираж «Слова о полку Игореве» без движения лежал в доме графа, – он все еще боялся разоблачения мистификации. Я готов выслушать ваши возражения, – сказал Окладин мрачно поглядывающему на него Пташникову.

– Сначала хотелось бы узнать, кто еще находится в списке подозреваемых. Теперь вы, вероятно, назовете самого Мусина-Пушкина?

– Он мог быть если не исполнителем, то организатором подделки. В его Собрании российских древностей многое вызывало у современников сомнение в подлинности.

– Что конкретно вы имеете в виду?

– Например, Тмутараканский камень. В его подлинности очень сомневался такой известный ученый, как Шлецер.

На мой вопрос, что представлял собой Тмутараканский камень, мне ответил краевед:

– В 1792 году на Таманском полуострове обнаружили мраморную плиту со следующим текстом: «В лето 6576 индикта 6 Глеб князь мерил море по леду от Тмуторокани до Корчева 1400 сажен». Камень попал в коллекцию Мусина-Пушкина, и графа стали обвинять в подлоге, что он чуть ли не сам выбил текст на камне.

– Тмутараканский камень появился, как только Екатерине Второй потребовалось обосновать свою политику на юге России, – заметил Окладин. – Не слишком ли своевременное появление?

– На это обвинение Мусин-Пушкин так ответил Калайдовичу: «Даже до того неблагонамеренные доходили, что покойную, в Бозе опочивающую мудрую Екатерину осмелились уверять, что я ее обманываю, что найденный Тмутараканский камень мною выдуман».

– Вероятно, подозрения Шлецера и других современников графа на чем-то основывались, – сказал Окладин.

– В пользу подлинности Тмутараканского камня есть доказательство, которое не опровергнуть тысяче немецких и местных шлецеров: на месте его находки позднее обнаружили остатки летописной Тмутаракани. Сравнив «Слово о полку Игореве» с Тмутараканским камнем, вы привели еще один пример в защиту «Слова». Тот же Шлецер потом признался, что «это творение в пиитической прозе есть древнее и даже подлинное, теперь я более не сомневаюсь».