Андрей Добров - Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов

— Не знаю, — пробормотал я. — Скажи ему, пусть подождет в гостиной. Не могу же я в таком виде… Подай ему чаю или что он там попросит.

Холодная вода взбодрила меня, и, входя в гостиную, я чувствовал себя почти живым человеком. Там, у стола, сидел Иван Яковлевич Тестов собственной персоной.

— Доброе утро, Иван Яковлевич. Вы из-за Рыбакова? — спросил я.

Тестов кивнул.

— Чаю хотите?

— Нет, — ответил он. — Я уже завтракал. Владимир Алексеевич, что происходит?

— А я выпью. Маша! — крикнул я в сторону кухни. — Принеси чаю! И закусить что-нибудь!

Тестов прокашлялся и показал, что он ждет моего ответа.

— Вчера в Купеческом клубе опять было отравление, Иван Яковлевич, — сказал я. — И вашего повара забрала полиция.

— Зачем?

— Ну… Потому что он готовил блюда для… одного мероприятия. И есть, как я понимаю, подозрение, что он мог подсыпать в еду…

— Чушь! — перебил меня Тестов. — Во-первых, Михаил Иванович не мог вчера быть в Купеческом. У нас есть строгое правило — шеф-повар может работать в сторонних заведениях только с моего ведения. Во-вторых, вчера Рыбаков отпросился навестить своего родственника, который приехал из-за границы. В-третьих, я с трудом могу представить себе, чтобы Михаил Иванович мог подсыпать в блюдо хоть что-то, не имеющее отношения к строгой рецептуре. Он очень хороший шеф-повар, но творческое начало у него отсутствует. Впрочем, слава богу. Ко мне ходят поесть, а не пофантазировать.

Я понимал, что и во-первых, и во-вторых, и в-третьих Тестов был совершенно не прав. Но это касалось его личных отношений с Рыбаковым, поэтому я просто сказал:

— Думаю, вы сами разберетесь с Михаилом Ивановичем, как и почему он оказался в клубе без вашего ведома. В любом случае его все равно скоро выпустят, я уверен.

— Да? — мрачно изрек Тестов, потом засунул руку во внутренний карман пиджака и вынул оттуда листок бумаги. — А вот это как понимать?

Он протянул листок мне. Там было написано:

«Второй раз за неделю Вашего шеф-повара арестовывают после смертельного отравления. И до сих пор газеты ничего об этом не пишут? Вы же не хотите, чтобы газетчики заинтересовались этим странным совпадением? А уж какая паника начнется среди посетителей Вашего трактира!»

Подписи не было, но я сразу понял, чьих рук это дело. Вернув записку, я сказал:

— И что вы намерены предпринять?

Тестов пожал плечами:

— Понятия не имею. Кто мог написать это письмо, Владимир Алексеевич?

— Мошенники, — ответил я. — Но мошенники серьезные.

— Значит, следует ждать еще одного послания с суммой выплаты за молчание?

— Да.

— И я должен буду платить?

— Не знаю. Это уж вам решать. Но я бы не платил.

— Тогда поднимется шумиха в газетах.

Я подумал и, вспомнив историю про то, как Петр Петрович Арцаков со своими «ангелами» отвадил банду Тихого, предложил:

— Знаете, Иван Яковлевич, у меня есть одна знакомая контора… Это, конечно, на крайний случай… Ее хозяин — мой товарищ, бывший цирковой борец. Так вот, несколько лет назад шантажировали одного богатого человека. И он нанял людей из этой конторы, чтобы они разобрались с шантажистами.

— И они разобрались? — спросил Тестов.

— Да. Довольно эффективно.

— Убили кого-нибудь?

— Нет!

— Хорошо, давайте адрес.

Я продиктовал ему адрес «ангелов-хранителей» и, попрощавшись, проводил до дверей, надеясь, что Уралов успеет прислать мне досье раньше, чем к нему нагрянут молчаливые люди в черных костюмах «ангелов».

— Вот, — сказала Маша, как только я вернулся за стол, — прелестный салатик из капусты.

Она поставила на стол блюдо с мелко нарезанным капустным листом.

— Из капусты и чего еще? — спросил я уныло.

— Из капусты и капусты, — бодро ответила моя супруга. — Заправлена уксусом, сахаром, солью и постным маслом. Очень свеженький вкус получился.

— Знаешь, кто это был? — спросил я, головой указывая на дверь.

— Кто?

— Иван Яковлевич Тестов, ресторатор. Представляешь, если бы он увидел, чем ты меня тут кормишь?

— Ничего-ничего, — сказала Маша, иезуитски улыбаясь. — Вот настанут еще времена, когда в ресторанах начнут специально кормить так, чтобы люди не толстели, а худели.

— Никогда! Никогда такого не будет! — грохнул я кулаком по столу так, что вилки подскочили, а блюдо с салатом съехало чуть-чуть вбок.

— Ха! Ха! Ха! — отчеканила Маша. — Ешь, Гиляй! А то остынет!

Судьба Рыбакова не давала мне покоя, и поэтому первым пунктом сегодняшних разъездов я наметил Малый Гнездниковский переулок, дом, одна половина которого была отведена под Сыскное отделение, а во второй размещался московский штаб Жандармского корпуса.