Андрей Добров
Полет «Сапсана»
Мне надо было в Питер. Друзья посоветовали поехать на «Сапсане»: утром садишься в поезд — и к началу дня уже в Северной Пальмире (или Венеции — я вечно путаюсь).
Все дело в скорости. «Сапсан», как известно, развивает более двухсот километров в час. Это очень неприятно — особенно если сидишь спиной к движению, да еще в семь утра, да еще проснувшись в пять, да еще без завтрака. Но люди привыкают и к этому.
Сто лет назад один из пассажиров первых поездов рассказывал: «Мы мчались с сумасшедшей скоростью — тридцать километров в час, и ветер срывал с нас шляпы!». Ученые всерьез обсуждали: сможет ли человеческий мозг выдержать напряжение такой сумасшедшей скорости. Тысячи лет человечество передвигалось со скоростью идущей шагом, ну максимум рысью лошади, а тут — тридцать километров в час!
Вот и я пытался привыкнуть к скорости в двести. Конечно, есть такие умники, которые давно привыкли к такой скорости, причем на улицах Москвы. Им даже мигалки выдают, чтобы они могли быстро ездить. Тут есть один секрет: если быстро едешь, то ничего не видишь. Летишь на интуиции и мастерстве. Вот и люди с мигалками воспринимают окружающий их мир на интуиции и мастерстве — кто с большим, кто с меньшим успехом. При этом, правда, теряются детали, отдельные судьбы, маленькие поселения, моногородки и прочее.
Вот и я, сидя в пластмассовом чреве «Сапсана», видел, как мимо мелькают станции, но прочесть их названия мой мозг не успевал. Если раньше ты ехал — Москва, Голицыно, Фирсановка, Крюково, Бологое, — проделывал некий путь, такое Москво-Питерское дао, то теперь ты садишься на Ленинградском вокзале в Москве, а выходишь на Московском вокзале в Ленинграде. И все — никакого Пути-дао. Функционально до стерильности.
Представьте себе «Сапсан» во времена Венечки Ерофеева, герой которого сел бы в поезд на Курском вокзале, а уже через двадцать минут вышел бы из него в Петушках практически трезвый. Он бы нашел свою любовь и остался жив. А мы бы потеряли целую книгу — причем одну из лучших.
В России путешествие — это литературная форма. Чичиков едет за мертвыми душами, Петруша Гринев — через Симбирск в место службы, Радищев — из Петербурга в Москву. На «Сапсане» он мог бы успеть сыграть на нетбуке в пасьянс, и только.
Когда едешь на телеге, то успеваешь рассмотреть окружающий мир до деталей. Ты едешь в мире, в нем самом, окруженный им, накрытый небом, по расстеленной дороге, всеми органами чувств воспринимая его. Когда ты пролетаешь мимо в пластмассовом угре «Сапсана», ты отстранен от мира, ты дышишь кондиционированным воздухом и максимум, что успеваешь увидеть, — проносящиеся мимо дома и массы леса.
Мы стараемся исключить дорогу из нашей жизни. Нам кажется, что прогресс должен работать, как черт: сел на черта и из Диканьки перенесся в Питер. Что мы выигрываем? Комфорт, экономию времени и сил.
Но мы и что-то проигрываем. Не бывает в жизни так, чтобы выигрывать без проигрыша. Мы, как США, — живем в долг, не понимая, что нам предъявят. Мало того, мы считаем, что нам ничего никто предъявить не может, потому что мы — Короли Вселенной.
Мужчина, которому не нужно бегать, охотиться и драться, наращивает жир. Это природная функция. Если у мужчины нет пресса, то организм, чтобы прикрыть живот, как самое уязвимое и не защищенное костями место, формирует толстый жировой слой — именно для того, чтобы клыки хищника увязли в этой слежавшейся массе и человек мог иметь шанс на еще один удар каменным ножом. Именно поэтому прогресс сопровождается ожирением.
А чем компенсирует природа нашу потерю привычки самостоятельно мыслить? Нашу зависимость от мнения телекомментаторов? Каким жиром в нашем мозге? Нарастим ли мы мозговой живот?
Человеческий организм приспосабливается. И к плохой жизни, и к хорошей. Мы очень функциональны: если развитый мозг не нужен, он деградирует, как деградировали наши хвосты — до рудиментарных позвонков. Как деградировала мужская грудь — она не дает молока и выполняет чисто декоративную роль.
Что мы теряем, приобретая скорость? Мы теряем красоту мест, которых не видим. Мы теряем друзей, которых завели бы в дороге. Мы теряем все те жанровые сценки, которые иллюстрируют жизнь в России. Мы теряем опыт. Наши знания о жизни в России складывается в основном из телевидения. Телевидение показывает нам красоту мест, показывает нам жанровые сценки и знакомит с разными хорошими людьми. Но на самом деле это просто говорящие картинки, которые существуют вне нас. А мы существуем вне них.
Читать дальше