— Пошли? — спросил я.
Старик махнул рукой.
— У меня и костюма приличного сейчас нет. Да и не ходок я.
— А на Смоленке в трактирах вам случайно не приходилось играть?
Старик покачал головой:
— Уже и не помню. Давно все это было.
— Не знаком вам певец Фомичев Александр?
— Как же! Слушал я его! Прекрасный был голос. Музыкально одарен он был чрезвычайно! Но, чай, умер уже?
— Нет, жив, хотя и не поет. Выпивает сильно.
Старик вздохнул:
— Вот и Павел Иванович… Он ведь хороший человек и умница. Такая голова! В травах он — профессор! Про каждую былинку может часами рассказывать — и все так не скучно, что сидишь и слушаешь, и оторваться не можешь. А ведь пьет он страшно!
— Он у себя в аптеке пьет? — спросил я.
— Нет! Есть у него пара дружков. Один такой важный, все с сигарой ходит. Богатый человек. А второй — здоровый, на богатыря похож. Но не на Илью Муромца, а скорее на Алешу Поповича. Веселый такой, шумный! Зимой ходит в шубе нараспашку, шапка — набекрень, а то и вовсе простоволосый.
— Патрикеев, — сказал я.
— Быть может. Вот он частенько приезжает в пролетке, забирает Павла Ивановича с собой и увозит куда-то. А потом уже приезжают они, так этот самый…
— Патрикеев?
— Да. Они с кучером вдвоем Павла Ивановича с черного хода затаскивают. Специально к арке поближе встают, чтобы прохожие не видели. Но я-то сверху все вижу — мертвецки пьяненький Павел Иванович. Жаль, конечно, недолго он продержится таким макаром-то!
Я встал.
— Спасибо вам, Владимир Петрович. И еще раз извините за Алевтину. Она вам родственница?
Старик снял очки и протер корявыми пальцами слезящиеся глаза.
— Нет. Я еще девчонкой ее на улице подобрал. Она тут неподалеку милостыню просила. Хорошая девочка, думаю, мне в помощницы такая нужна. У нас ведь тоже в основном дамы покупают. Да… Хорошая девочка. Но обманщица. Сестра, говорит, болеет, пустите меня, Владимир Петрович. Откуда у тебя сестра, спрашиваю? Никогда не было, а тут возникла вдруг. А она — пустите, надо! А я вот что скажу — понесла она от Мишеля этого. И ходила к бабкам плод вытравливать, бедняжка. Я человек старый, много чего видел, много что знаю. Ну, я ей ничего не сказал — это ее судьба, что тут… А еще и это убийство. Ну, ничего, время пройдет, раны залечатся, найдет себе хорошего парня, может, еще и замуж ее выдам. А потом и магазин этот отпишу по завещанию. Вы идите, господин Гиляровский, не слушайте мою болтовню, я так могу до второго пришествия рассусоливать. А если еще будут вопросы — приходите к старику.
Я попрощался, положил флакон в карман, оделся и вышел на улицу.
Итак, аптека по-прежнему была закрыта, но я нашел арку, о которой говорил старик, прошел ее насквозь и свернул налево. Там действительно была дверь. Я потянул за ручку, опасаясь, что она заперта изнутри, но ничуть не бывало, дверь с легким скрипом открылась. На небольшой лестничной площадке стояло несколько завязанных бечевкой мешков, а дальше наверх вела деревянная лестница, крашенная коричневой краской. Еще одна дверь вела, вероятно, в аптеку, но я сразу направился наверх, в квартиру Горна.
На лестнице было темно, и я решил зажечь спичку. Вынул коробок, чиркнул спичкой, но она, едва загоревшись, тут же погасла. То же самое — со второй спичкой. Загорелась только третья. Я поднес коробок к огоньку и увидел на нем надпись: «Фабрика М. П. Патрикеева». Ого! Ну и дрянь же спички у вас, Матвей Петрович! Третья спичка погасла, догорев только до середины лестницы. Я бросил ее и зажег новую. Так, потратив еще три или четыре спички, я добрался до второго этажа и уперся в новую дверь, оклеенную старыми выцветшими обоями. Толкнул ее, и, о чудо, она открылась. Я попал в небольшую кладовку, заваленную ящиками, какими-то старыми абажурами, сломанными стульями и пыльными пачками газет. Оттуда — в кухню с металлическим рукомойником, чугунной плитой и грудой грязных тарелок. Здесь пахло пережженным салом. Следующая дверь вела в гостиную — небольшую, с плотно занавешенными окнами — которые я видел с улицы. У дальней стены на грязно-бордовой софе полулежал Горн и храпел. На полу перед софой стояло несколько коньячных бутылок. Я подошел, поднял бутылки и просмотрел этикетки. Это все были дешевые сорта. Горн спал, приоткрыв рот, а щеки его казались темными провалами.
— Павел Иванович, — позвал я. — Проснитесь!
Мои слова не произвели никакого действия на спящего аптекаря. Я наклонился и потряс его за плечо:
— Павел Иванович!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу