Андрей Добров - Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов

— В контору? — удивился я. — В прошлый раз Карп Семенович намекал, что вы собираетесь устроить некую тайную обитель. Логово. А теперь — контора!

— А! — досадливо махнул рукой молодой человек. — У вас устаревшие взгляды на логова. Ничего, ехать нам недалеко, сами все увидите.

Я отдернул занавеску и начал смотреть на улицу. Карета ходко и плавно шла на рессорах, почти не подпрыгивая на иногда попадавшихся плохо уложенных булыжниках.

Мы поднялись вверх по Тверской, не доезжая до Триумфальной арки, свернули влево и узкими улочками поехали в сторону Грузинского Вала. Остановились перед большим домом, над первым этажом которого помещалась солидная вывеска: «Уральская страховая компания».

— Приехали, — сказал Хазаринов.

— Ну, вы даете! — удивился я. — Вот так, не скрываясь!

— Мы теперь на легальном положении, Владимир Алексеевич, — сказал молодой человек. — Масса преимуществ. Да и заработки совсем другие, не то что раньше.

— А на чем зарабатываете? — спросил я.

— Это пусть вам Карп Семенович расскажет. Лично, — ответил Хазаринов и открыл дверь. — Прошу к нашему шалашу.

Изнутри «шалаш» был обставлен хорошей английской мебелью. На стенах висели пейзажи с дикими горами.

— Что за горы? — спросил я.

— Как же! Урал-батюшка! — весело ответил мой провожатый.

— Ага! — кивнул я.

Хотя, если честно, я пока ничего не понимал. У противоположной стены стояла небольшая конторка, за которой сидела миловидная барышня.

— Андрей Антонович! — улыбнулась она. — Вы уже вернулись? Сейчас доложу!

Она встала, демонстрируя изящную фигурку с удивительно большой грудью, и вышла в дверь позади себя.

— У вас работают девушки? — удивился я.

— Да, — кивнул Хазаринов. — Мы тут без предубеждений. И знаете — они прекрасно справляются, причем за небольшую плату. А главное — от клиентов нет отбоя.

Вероятно, кабинет Уралова находился неподалеку, потому что девушка скоро вернулась.

— Карп Семенович просит вас, — сказала она. — Прошу за мной.

Я послушно пошел следом, стараясь не пялиться слишком уж откровенно на ее удивительно подвижную филейную часть, которую юбка не скрывала, а скорее подчеркивала. Понятно, что дорогу я не запомнил, а очнулся только у резной деревянной двери, изображавшей какой-то северный пейзаж. Вероятно, что-то уральское. Девушка налегла на ручку, отчего ее тело напряглось. И не только оно, кажется. Тяжелая дверь открылась, и передо мной, как в вертикальной раме, представился роскошный ковер на полу, огромный стол с письменным прибором из малахита, портрет е.и.в. Николая Александровича, виденный мной в прежнем обиталище этой шайки, и непосредственно сам Карп Семенович Уралов в прекрасном костюме, сидевший в покойном кресле.

— Эффектно? — крикнул мне Уралов из глубины своего кабинета.

Я вошел, увидел огромные окна, занавешенные светлыми шелковыми портьерами, диван, камин, в котором могла бы жить небольшая семья, и отдельно стоявший круглый стол с кожаными креслами.

— Садитесь туда, — сказал Уралов. — Нинель, принеси нам чаю. Или хотите что покрепче?

— Ничего от вас не хочу, — ответил я, погружаясь в кресло и прикидывая, как же я отсюда буду вставать?

— Вы прямо как граф Монте-Кристо, — сказал Карп Семенович, вставая и выходя из-за стола, — читали?

— Вы имеете в виду, что он следовал обычаю — ничего не есть и не пить в доме врага? — спросил я. — Совершенно точно.

Уралов сел в кресло напротив меня и, прищурившись, стал разглядывать.

— Однако странное вступление для человека, пришедшего наниматься на работу.

— Я не наниматься к вам пришел, Красильников, — сказал я решительно. — Мне нужна информация. И я готов за нее заплатить в разумных пределах, конечно.

— Во-первых, — ответил Карп Семенович, — забудьте фамилию Красильников. Еще раз упомянете ее и — все, мы с вами распрощаемся навсегда. А вам сейчас, как я понимаю, это будет некстати. Во-вторых, мне очень жаль, что вы так и не пришли к разумному и очень… очень выгодному решению сотрудничать с нами. Тем более посмотрев, как мы тут обустроились.

— В-третьих, — перебил я его, — уверен, что вы по-прежнему занимаетесь такими вещами, которыми я брезгую.

— Это вы зря, Владимир Алексеевич. — Уралов откинулся на спинку кресла и выставил вперед свою шкиперскую бородку. — Мы теперь — птицы очень большого полета. Вернее, я — птица большого полета. Остальные — это мои крылья, лапы, хвост и даже клюв. Не хотите стать клювом — пожалуйста. И без вас есть кому клевать. Но вы были бы прекрасным крылом. Мощным, так сказать, полностью оперенным! — Он вдруг захихикал, замолчав только, когда вошла давешняя девушка с подносом, на котором стоял чайник, блюдце с вареньем и две фарфоровые чашки.