Сергей Богачев - Богдан Хмельницкий. Искушение

Только через час с небольшим на крылечке босой и в одной сорочке появился Богдан. Молча глянув на своих побратимов, он прошел к колодцу и, взяв ведро, окатил себя с головы до ног холодной водой. Молчали и полковники, наблюдая за своим гетманом. Набрав воды, Хмельницкий снова вылил ее себе на голову.

– Ну что, полегчало? – со знанием дела спросил Сыч.

– Как на свет народился, – ответил Богдан, подставляя мокрое лицо ласковым лучам майского солнца. – Вы вот что, хлопцы, ступайте в канцелярию, а я скоро буду. Дело есть.

К удивлению Добродумова, Хмельницкий с полковниками справились с делами довольно быстро. Они определили размер ясыра своим крымским союзникам и, кроме денежного вознаграждения, передали им восемьсот захваченных в плен польских гусар. Однако перекопскому мурзе Тугай-бею этого показалось мало. Он потребовал отдать ему раненого Потоцкого и оставшихся в живых польских командиров – Шемберга, Чарнецкого и Сапегу.

– Мальчишку жалко, – тихо сказал Богун, и все поняли, кого он имел в виду, – бился он как настоящий казак. Да и не довезут они его до Крыма – рана у него паскудная, кровью истечет.

– Так-то оно так, – в задумчивости продолжил рассуждения полковника Хмельницкий, – только нам с этими нехристями крымскими дальше идти – они же союзники. Вчера было только начало. Негоже сейчас с ними ругаться. Пусть забирают.

Не забыли отцы-командиры и про свою мать-кормилицу Сечь, выделив одну тысячу талеров на войско и триста на церковь. Повспоминав некоторое время детали вчерашнего боя, полковники, дружно сославшись на неотложные дела, покинули канцелярию.

– Знаю я ваши дела, – добродушно проворчал им вдогонку Богдан, – сам такой. Смотрите мне спьяну Сечь не спалите!

Наконец они остались вдвоем. Гетман вопросительно взглянул на Добродумова и принялся набивать табаком трубку. Вспомнив просьбу инструктора капитана Прощина, Илларион ловко поджег трут и, дав прикурить гетману, начал разговор:

– Ну вот еще одно задание выполнил. Пора в этом путешествии ставить точку.

– Далеко собрался, Илларион? – попыхивая трубкой, обратился к Добродумову Хмельницкий. – Опять по святым местам пойдешь странствовать? Не твое это, хлопец. Оставайся, друже, со мной. Смотри, какую кашу мы с тобой заварили, а впереди дел непочатый край.

– Вот об этом я и хотел с тобой, ясновельможный гетман, поговорить. Чтобы эту кашу расхлебать да при этом не обжечься, нам нужны союзники, – говоря это, Добродумов внимательно посмотрел на Богдана, пытаясь уяснить, понимает ли он, о чем идет речь. – Ляхи – сила великая. То, что вчера ты им перья пощипал, еще ничего не значит. Да ты и сам это знаешь лучше меня.

Хмельницкий слушал, не перебивая. Было непонятно, согласен ли он с доводами Добродумова или нет. Встав из-за стола, Богдан стал не спеша прохаживаться по горнице.

Илларион продолжил:

– Ислам-Гирей со своими крымчаками – это так, попутчики, но не союзники. Того и гляди, воткнут нож в спину. Да и не случайно он сына твоего, Тимоша, оставил у себя в качестве заложника.

При упоминании имени старшего сына Богдан вздрогнул. Добродумов понял, что нащупал важный аргумент для своих доводов.

– Нужно Тимоша возвращать домой. А союзник тебе, славный гетман, нужен такой, чтобы только одно имя его приводило врага в трепет.

– Уж не Господа ли нашего ты мне в союзники сватаешь, Илларион? – усмехнувшись, произнес Хмельницкий.

– «Не поминай имя Господа нашего всуе…» – показал свои знания Библии паломник. – У Речи Посполитой сегодня есть только один достойный противник – это Московия. Вот кто тебе в союзники нужен. Это братья наши и по вере православной, и по крови славянской. Пиши послание русскому царю, пан гетман, и отправляй к нему гонцов немедля.

Кто-то попытался войти в канцелярию, но Хмельницкий так цыкнул на непрошеного гостя, что Илларион даже не успел рассмотреть, кто это был.

– А вот скажи мне, божий человек, – опять присаживаясь за стол, тихо спросил Богдан, – Украйна с другом, которого ты мне сватаешь, будет вольной или наденет на шею еще большее ярмо, чем было при ляхах? Здесь – король, там – царь. Хрен редьки не слаще, а я свободы хочу, понимаешь, сво-бо-ды, – последнее слово Хмельницкий произнес, четко выговаривая каждый слог.

– Так ты же к русскому царю не в бояре просишься со своим куском земли, – почти выкрикнул Илларион. – Оставайся свободным. Только в мире и дружбе с Московией.

В доводах, вопросах и ответах прошло не меньше часа. Богдан пыхтел своей трубкой так, что у Добродумова начали слезиться глаза, а голос стал сиплым и тихим. Наконец Хмельницкий положил перед собой плотный лист бумаги и взял в руки перо.