Кристиан Жак - Убитая пирамида

– Может быть, нам это только кажется?

– Ты ощутил зло всем своим существом. Вначале, несколько месяцев назад, я думал, что это кошмар. Но он стал повторяться все чаще, все острее.

– Что же это такое?

– Бедствие, природа которого нам неизвестна.

Судья вздрогнул. Недомогание прошло, но он знал, что тело сохранит память о нем.

Возле дома остановилась колесница. С нее спрыгнул Сути и взлетел на второй этаж.

– Чечи – по рождению бедуин! Правда, я заслужил кружку пива? Ой, извините, Беранир, я с вами не поздоровался.

Пазаир подал другу пиво, и тот долго утолял жажду.

– Я все думал по дороге от пограничного поста. Кадаш – ливиец, Чечи – бедуин из Сирии, Хаттуса – хеттиянка! Все трое чужеземцы. Кадаш стал всеми уважаемым зубным лекарем, но участвует в экстатических плясках с соплеменниками; Хаттуса недовольна новой жизнью и горячо привязана к своему народу; молчун Чечи занимается странными исследованиями. Вот тебе и заговор! А за ними – Ашер. Он-то всеми и управляет.

Беранир хранил молчание. Пазаир подумал, не содержат ли слова Сути разгадки мучившей их всех тайны.

– Ты слишком торопишься. Ну какая может быть связь между Хаттусой и Чечи? Или между ней и Кадашем?

– Ненависть к Египту.

– Она ненавидит Ашера.

– Откуда ты знаешь?

– Она сама мне сказала, и я поверил.

– Протри глаза, Пазаир, ты возражаешь, как дитя! Взгляни на вещи непредвзято и тут же сам сделаешь вывод. Хаттуса и Ашер – голова всего этого дела, Кадаш и Чечи – исполнители. Оружие, над которым работает химик, предназначается не для египетского войска.

– Мятеж?

– Хаттуса мечтает о нашествии, Ашер его организует.

Сути и Пазаир обратили взор к Бераниру, обоим не терпелось услышать его мнение.

– Власть великого Рамсеса не ослабла. Подобная попытка, на мой взгляд, обречена на провал.

– Тем не менее она готовится! – воскликнул Сути. – Нужно действовать, нужно задушить заговор в зародыше. Если мы начнем судебную процедуру, они испугаются, поняв, что их козни раскрыты.

– Если наше обвинение будет признано необоснованным и клеветническим, нас ждет суровый приговор, а у них будут развязаны руки. Мы должны бить наверняка и сильно. Если бы у нас был пятый ветеран, доверие к полководцу Ашеру было бы подорвано.

– Ты что же, собираешься ждать катастрофы?

– Дай мне одну ночь на раздумье, Сути.

– Думай хоть целый год! Ты все равно не в состоянии созвать суд.

– На сей раз, – сказал Беранир, – Пазаир не сможет отказаться от моего дома. Ему нужно заплатить долги и вернуться к исполнению своих обязанностей как можно скорее.

***

Пазаир шагал один в ночи. Жизнь взяла его за горло и заставила сосредоточиться на хитросплетениях заговора, серьезность которого с каждым часом осознавалась все отчетливее, тогда как он хотел думать только об одном – о любимой и недосягаемой женщине.

Он отрекался о счастья, но не от справедливости.

Страдание закалило его, какая-то сила в самой глубине его существа ни за что не желала сдаваться. И эту силу он заставит служить тем, кто ему дорог.

Луна – это нож, рассекавший небеса, или зеркало, отражавшее красоту богов. Он молил, чтобы светило наделило его своей мощью, чтобы его взгляд стал столь же проницательным, как око ночного солнца.

Мысли его снова обратились к пятому ветерану. Чем может заниматься человек, желающий остаться незамеченным? Пазаир перебрал все виды деятельности жителей западных Фив и отмел их один за другим. От мясника до сеятеля все постоянно были вынуждены общаться с людьми, а тогда Кани в конце концов нашел бы какую-нибудь зацепку.

Все, кроме одного.

Да, было одно занятие, при котором человек одновременно был настолько одинок и настолько у всех на виду, что это давало ни с чем не сравнимую возможность не привлекать внимания.

Пазаир поднял глаза к небу – своду из темного лазурита со звездообразными отверстиями, через которые струится свет. Ему удалось направить этот свет в нужное русло, и теперь он знал, где искать пятого ветерана.

Контора, отведенная новому старшему казначею амбаров, была просторной и светлой; под его началом постоянно трудилось четверо писцов. Бел-Тран, облаченный в новую набедренную повязку и не особо шедшую ему льняную рубаху с короткими рукавами, весь прямо-таки светился от счастья. Успехам в торговле он радовался несказанно, но власть влекла его, с тех пор как он выучился читать и писать. Скромное происхождение и весьма посредственное образование делали мечту практически неосуществимой. Однако администрация сумела оценить, сколь исступленно способен трудиться этот человек, и решила использовать его энергию на государственной службе.