Андрей Воронов-Оренбургский - Когда оживают легенды

В тио-типи стало слышно, как в одной из жилых палаток захлебывается плачем грудной ребенок. Воины, замерев, с осуждением смотрели на дерзкую жену плененного вождя. Вапэлло, забыв о ссоре, порывисто шагнул к ней:

– Хай-йя! Что ты позволяешь себе, женщина? С каких пор скво осмеливается входить в тио-типи Совета?! Ты осквернила очаг этой палатки! – Вапэлло говорил с такой угрожающей властностью, что под его гипнотическим влиянием женщина была готова выполнить почти любое требование. Однако когда пальцы вождя схватили подбородок скво и попытались поднять к себе ее лицо, Крыло укусила его за палец и попыталась оттолкнуть.

У очага засмеялись, когда она, извиваясь точно змея, старалась вырваться из крепких рук. В душе индианка уже считала себя бесповоротно погибшей, но это лишь взрывало ее отчаяние и гнев. На какой-то миг выскользнув из медвежьих лап Вапэлло, она закричала, срывая голос:

– Убейте, убейте меня! Но освободите от моей муки и унижения… Я не хочу жить… и буду только рада, если кто-то из вас убьет меня!

– Женщина! – вновь послышались грозные голоса.—Ты лишилась ума от горя. Чего ты хочешь?!

Белое Крыло не растерялась; тонко нарезанная бахрома на платье взметнулась от резкого взмаха руки:

– Да, я женщина, но я не вижу здесь мужчин!

Эти слова подействовали на присутствующих точно раскат грома: мужчины вскочили с негодующими выкриками, поднялся невообразимый гвалт; кто-то пытался схватить ее за волосы; блеснула полоса стали; хлестнула и засочилась по смуглой руке кровь. Сквозь шум общей суматохи, призывая к порядку, прогремел голос Пак-си-куйи – самого старого, седого, как лунь, вождя:

– Стойте! – старик поднял вверх руки, в которых раскачивался священный узел 30 . – Будьте мудрее, братья!

Воины стихли, расступились.

Старец проковылял к женщине и, глядя прямо в глаза, тыкнул ее в плечо твердым, как рог, пальцем:

– Мои уши открыты твоим словам, я разделяю боль твоего сердца… Ты поступаешь, как должно поступать жене мужа. Действуй. Вахпекуты отыщут твой след. Пусть поможет тебе Великое Солнце и оградит твою тропу от копыт злого духа Квазинда… Но ответь и ты, женщина. Разве Пак-си-куйи трус? Разве он не наставник и друг Черного Орла? Или я мало убивал наших врагов?

Толпа одобрительно загудела.

– Да, мы вновь поднимем топор войны, но сначала вожди дакотов поговорят с великим Белым Отцом. Кто знает, может, он оградит нас от пуль Длинных Ножей и они перестанут строить форты на нашей земле…

Ото-Кте льстиво подытожил:

– Голос Пак-си-куйи – голос Великого Духа!

Вожди одобрительно закивали головами и стали шумно покидать оскверненную палатку. Ото-Кте, расталкивая занятую перепалкой молодежь, раскормленной росомахой выскользнул наружу, догнал Вапэлло, крепко взял его за руку:

– Вапэлло – храбрый воин и мудрый вождь… Но зачем он, как неразумный ребенок, идет опасной тропой?

Тот, свирепея, поднял глаза:

– Чего ты хочешь, Ото-Кте?– перья головного убора грозно наклонились все как одно, подобно стае птиц, что одновременно изменяет направление полета при виде ястреба; длинный перьевой шлейф, в который переходил куп, ниспадающий до земли, враждебно замер.

– Того же, чего и ты: богатства и власти, Вапэлло.

Всюду, куда бросал взгляд мистер Рональд Бэркли, простиралось море влажных крыш, бульваров, стройных, как по линейке посаженных деревьев. Многочисленные фаэтоны с высоты третьего этажа его особняка были похожи на черных жуков-скарабеев, сонно ползающих за цокающими лошадьми туда-сюда…

В сумеречном свете угасающего шумного дня Вашингтон казался мистеру Бэркли хмурым и однообразным, как какой-нибудь заштатный городок европейской провинции. Звездный час будущего великого города еще не пробил, но стрелки часов уже вовсю отсчитывали легендарные мгновения его истории. Память об этих днях благодарные потомки отольют в бронзе, а Старый Свет с уважением снимет шляпу.

У кормила демократии, которую по крупицам, с немалой кровью собирали отцы-основатели, теперь стояли их внуки – без напудренных париков и золоченых пуговиц, но такие же пылкие, молодые душой и неунывающие. Ведь недаром их путеводным стягом было плещущее на семи ветрах звездно-полосатое знамя свободной республики.

Мистер Бэркли поёжился: без накидки на чугунном балконе становилось прохладно. Он тяжело поднялся с плетеного кресла и нехотя шагнул в сонную тишину кабинета. Огляделся. Сумрачно, хмуро, как и снаружи. Превозмогая озноб, подошел к пузатому ореховому бюро, достал из картонной коробки кубинскую сигару. Терпкий табачный аромат далеких “сахарных островов” всегда действовал на него бодряще и успокаивающе. Он чиркнул спичкой, выпустил из ноздрей сизое облачко дыма и, кое-как набросив на плечи мягкий полосатый плед, снова вышел на балкон.