Андрей Воронов-Оренбургский - Когда оживают легенды

Вместо ответа Бэркли невозмутимо протянул ему свежий номер газеты. Старый лис с живым интересом захрустел им, долго близоруко щурился, делая вид, что читает,—словом, валял дурака. Конгрессмен терпеливо ждал. Он знал Далтона как облупленного и не спешил на помощь. Наконец, терпение толстяка лопнуло, он сдался и сердито буркнул в усы: “Что именно, Бэркли? Не тяните кота за хвост!” – “К сожалению, там водятся не только олени… Индейцы…” – Рональд сделал многозначительную паузу.

Далтон хохотал открытым ртом – без комплексов, от души. Рональд Бэркли стоял и молчал. Он был уничтожен в один миг. Индейцы… Боже, какая нелепость! С таким же успехом он мог заявить, что там водятся медведи и индюки… Обычно Рональду нравилось, как смеется коллега: взаправду, как стопроцентный американец, у него самого так никогда не получалось. Но в тот момент он ненавидел этот оскал, ему было противно видеть розовый, точно отварная колбаса, язык, белые, как сахар, вставные зубы и задранную кверху, причесанную волосок к волоску бороду.

“А вы шутник, Бэркли! Простите, старина, вы не пробовали пытать счастье на Бродвее?” – толстяк, как сытый кот, зажмурил один глаз. “Но там убивают американцев, сэр”,– подчеркнуто официально, с ледком парировал Бэрк-ли. “Глупости, дружище, не берите в голову. Наших парней достаточно там. А то, что убивают… – хитрющий взгляд из-под пшеничных бровей гвоздем вонзился в Рональда,—это даже весьма и весьма недурно, коллега… Не будьте простофилей. Наша молодая страна нуждается в крови, чтобы ее… больше любили. Угу? И полно, полно морщить болезненно лоб, любезный! – Далтон был явно в ударе.—Я же не предлагаю вам заложить ваш участок… Напротив, там, на Западе, лежит земля! Много земли, дорогой Рональд,– сияющей и открытой, ждущей, видит Бог, своих покорителей. Это банальная диалектика… Прогресс, наступление цивилизации! Вспомните, как еще недавно нашими отцами и дедами был покорен Средний Запад! Вспомните, их дороги – это были могучие, пенные реки – артерии этой страны. Они строили плоты и лодки, и, заметьте, смело пускались вниз по стремнинам, которые влекли их к сердцу опасностей и бессмертию! Вы думаете, они мучались вашими вопросами? Ломали головы? Ну, что же вы молчите, мой друг? Хватит быть наивным философом и пацифистом, когда богатства неразбуженной земли на Западе ждут, как прежде, смелых и сильных американцев! И хватит слюнтяйства, Бэркли, в конце концов своими настроениями вы лишаете молодую нацию ее ориентиров и великой мечты. Кто еще в мире смог людям подарить такую мечту равных возможностей, как мы? Короли, цезари, лживые лягушатники со своим псевдобратством? Нет, уважаемый коллега. Это людям дала Америка… Ну, разве что еще Христос, но, знаете ли… я всё же приверженец того, что можно пощупать и продать…”

День был отравлен. Бэркли проклинал себя за то, что, как тряпка, сносит издевательства авантажного джентльмена, но таким уж создал его Господь. Не найдясь с ответом, он только тяжело вздохнул и запустил левую руку в карман.

“Скоро от краснокожих не останется ровным счетом ничего. Вы, кстати, в курсе, что в плен взят Черный Орел? Надеюсь, слышали о таком соседе? Убежден, теперь дикари охотнее уберутся с юга Монтаны,– напористо сыпал Далтон.– Вы только вообразите, старина: эта обезьяна находится на пути в Вашингтон! Увы, то, что не смогла сделать армия, должны будем сделать мы. Президент желает, чтобы туземцы мирным путем отдали свои земли”.—“Но пожелает ли этого Черный Орел?” – Бэркли устал от разговора; он мечтал о холодном морсе, сигаре и тишине. Далтон громко засопел и с раздражением резюмировал: “Если откровенно, мне так надоело всё это ребячество. Моя б воля, слюней бы не было. Я выжег бы весь этот сброд в оленьих шкурах… Боже мой, как трещит голова!” – ни с того ни с сего воскликнул он и, болезненно закатив глаза, сдавил что есть силы виски.

Рональд ничуть не удивился столь резкой перемене. Он действительно хорошо знал старого ловчилу и без труда сообразил, что выпад с головой – элементарный трюк, так сказать, обходной маневр, рассчитанный на то, чтобы через изъявление сочувствия легче склонить собеседника к желаемой точке зрения. Бэркли по простодушию уже неоднократно попадался на подобную приманку. Но сейчас он с тайным удовольствием обманул ожидания Далтона и, вместо выражения сочувствия, собравшись с духом, едко спросил: “Вы так ненавидите индейцев? Они украли у вас лошадь?” Далтон сделал вид, что не расслышал иронии. “Помилуйте, Бэркли, я еще ни разу не видел живого индейца! – с наигранной простотой воскликнул он и тут же перешел к открытой атаке.– Так что? Ударим по рукам? Не подкачаете, старина, при докладе?”