Сергей Юров - Убийство в имении Отрада

— Жуть навел такую, что к флигелю после двенадцати ночи и близко не подходят, — добавила Доможирова.

Пока они делились впечатлениями о случившемся несчастье, в мезонин поднялись Матякина с Потуловым. Их поселили в комнатах с окнами, выходящими на парадный подъезд.

— О чем беседа? — спросила Матякина, сияя довольной улыбкой.

— О повесившейся Глафире, Лидочка, — пояснилаЩеглова.

— Не хочу перед сном и думать об этом! — категорично заявила обладательница красивого ожерелья и зашагала под ручку с Потуловым в другой конец мезонина. Послав сильно подвыпившему спутнику воздушный поцелуй и пожелав ему спокойной ночи, она скрылась за дверью отведенной ей комнаты.

— Ну, Евстигней Харитоныч, приятных сновидений на новом месте, — сказала Щеглова.

— Спокойной ночи, — вторила ей Доможирова, с улыбкой кивая головой.

— И вам того же, сударыни, — проговорил Хитрово-Квашнин и открыл ключом свою дверь.

Раздевшись в комнате, он хотел было зажечь свечу, чтобы ознакомиться с отцовской рукописью, но почувствовал такую усталость, что оставил эту затею и улегся спать.

Утром Хитрово-Квашнина разбудил стук в дверь. Он открыл глаза и посмотрел в окно, за которым ярко светило солнце. Вдали мычали коровы, а где-то совсем рядом прокукарекал петух. Вставать не хотелось, и он повернулся на другой бок. Перед ним начали рисоваться приятные летние картины, берег пруда с золотистым песочком, круги на тихой воде…

— Евстигней Харитоныч, откройте же! — настойчиво звучал озабоченный голос.

«Видно, не отстанут», — подумал Хитрово-Квашнин, морща лоб.

Накинув халат и сунув ноги в домашние туфли, он подошел к двери и распахнул ее. Перед ним стояли наспех одетые Извольские, а за их спинами испуганно таращил глаза дворецкий.

— Беда, друг мой! — сурово проговорил хозяин дома.

— Такая беда, что просто ужас! — добавила сквозь слезы хозяйка.

— Что такое? — спросил недоумевая Хитрово-Квашнин.

— Матякину убили! — проговорил Извольский, хмуря брови.

— Как?.. Где?

— В ее комнате… Убили жестоко!.. И убийцу, как это ни печально, следует искать среди приглашенных. Cо стороны в дом никто не мог проникнуть, его бы заметили…

— Совершить такое могли и слуги, — сказала Елена Пантелеевна, прикладывая к заплаканным глазам кружевной платочек.

— За исправником мы уже послали, — продолжал Извольский. — А я вот о чем, Евстигней Харитоныч: не возьмешься ли осмотреть место преступления и провести дознание до приезда Селиверстова?.. Чтобы не терять время, по горячим следом, что называется. На Зацепина надежды мало, сам знаешь, что за фрукт: носится как угорелый, а толку чуть.

— Я согласен.

— И вот еще что, Прошка, конюх мой, приказал долго жить.

— Вот тебе — на!.. Отчего же смерть приключилась?

— Я сказывал, сердце у него пошаливало. Вчера слугам по случаю именин Леночки было разрешено выпить, ну, он и угостился как следует… А тут еще утренняя езда на Бароне. У въездных ворот с коня и свалился.

— М-да, хороший был слуга… Господи, но как же жаль Лидию Ивановну!.. Позвольте одеться, Андрей Василич.

Извольские с дворецким оставили комнату. Хитрово-Квашнин быстро ополоснулся водой из кувшина, облачился в мундир, обулся и вышел вслед за ними. В противоположной части мезонина уже толпилась большая часть приглашенных гостей. Люди смотрели на бывшего исправника во все глаза, храня молчание.

— Какой ужас, Евстигней Харитонович! — раздался тонкий, как у комара, голос Щегловой.

Едва взглянув на нее, штабс-ротмистр пробрался через толпу и вошел в комнату Матякиной. Подпоручица, одетая в изящный турецкий халат, лежала на полу посреди комнаты, раскинув руки в стороны. Возле ее головы в тускло поблескивавшей лужице крови лежала бронзовая статуэтка русалки. Рядом валялись стул с высокой спинкой, бюро красного дерева и кружевная салфетка.

Хитрово-Квашин перекрестился, повернулся к двери и строго сказал:

— Доступ сюда закрыт!.. Андрей Василич, кто обнаружил ее?

— Терентий, дворецкий.

— Войдите вместе с ним и прикройте дверь. Никого не впускать без моего разрешения!

Извольский втащил дворецкого в комнату и сам закрыл дверь. С худого морщинистого лица старика все еще не сходило испуганное выражение. Он был очень взволнован.

— Ну, Терентий, расскажи, все как было, — сказал Хитрово-Квашин, оглядывая дворецкого.