Александр Омельянюк - Детство

Пётр Петрович особенно проникся заметкой Алевтины о чтении всеми девочками «Пионерской правды» и их патриотических выступлениях на собраниях класса.

Обратил он внимание на то, что Алевтине вместе с классом удалось побывать в Мавзолее и в музее В.И. Ленина, в музее Красной армии и в Историческом музее. А также в Планетарии, в Третьяковской галерее и даже всем классом сходить в кино.

Большое внимание Алевтина Сергеевна уделяла и родительским собраниям, добившись массовости и регулярности их посещений и активного участия родителей в учебном и воспитательном процессе. При этом она отметила для себя положительную отдачу от этого.

– Молодец, моя Аля! Настоящий педагог! Так держать! Видно хорошей будет матерью! – восторгался женой Пётр Петрович, убирая дневник на место и ложась спать с чувством глубокого удовлетворения.

А утром по пути на работу он с тревогой и нетерпением в той же телефонной будке набрал номер родильного дома, представившись.

– «Ваша жена в восемь пятнадцать родила мальчика весом три семьсот пятьдесят и пятьдесят два ростом!» – услышал он в трубке.

– «Ур-ра-а!» – громко закричал радостный Кочет, вываливаясь из будки под уже начавшийся медленный, лёгкий и даже будто величавый снегопад.

– У меня сын родился! Наследник! Кочеток ты мой! – теперь уже молча, про себя, радовался счастливый отец.

Своего долгожданного сыночка Пётр Петрович Кочет заранее решил назвать Платоном. Смерть его первенца от первого брака Вилена показала слабую живучесть этого новомодного имени. Поэтому теперь ставка была сделана на философски вечное. Первыми, с кем поделился радостью П.П. Кочет, естественно оказались коллеги по работе. Они поздравили счастливого отца с рождением долгожданного сына и к концу укороченного рабочего дня отметили это шампанским и чаепитием с тортом, на радостях в обед купленным виновником торжества в ближайшем Гастрономе № 40.

Домой Пётр Петрович пришёл в приподнятом настроении и поделился новостью с соседями, которые поздравили его.

– Ну, что ж?! Теперь дело за детской кроваткой и коляской! – решил он в понедельник после работы съездить в магазин.

Но пока ему удалось купить лишь коляску и кое-что из вещей для новорождённых. Помня прежний и печальный опыт Кочетов и боясь сглазить, Пётр и Алевтина не делали это раньше.

Поскольку роды прошли классически, каковыми и должны были быть у здоровой деревенской молодухи, то вскоре мать с новорождённым оказалась дома – после следующего выходного Пётр привёз жену с новорождённым.

Как и полагалось, ещё 17, 19 и 21 января ему закапали в ротик противотуберкулёзную прививку БЦЖ (BCG – сокращение от слов «Бацилла Кальмета-Герена»), выписав утром в понедельник 24 января.

Петру Петровичу пришлось отпроситься с работы и на служебном москвиче забрать жену из роддома.

Из рассказа жены Пётр узнал, что 15 января 1949 года в роддоме № 9 родились двенадцать девочек и только один мальчик, но какой?!

Весь женский персонал роддома сразу влюбился в него. И уже тогда его мать предположила, что эта любовь лучшей половины человечества будет сопутствовать её сыну всю жизнь.

– «Аль, а ведь не зря ты столько перетерпела?!» – поддержал её муж.

– «Да уж!» – вспомнила она свои моральные страдания, падения и выкидыши, продолжив рассказ о рождении сына.

По первому же воплю младенца, просто обескуражившего присутствующих при родах врача-акушера-гинеколога и медсестёр, можно было предположить, что он станет литератором. Вместе с первым лёгким шлепком по попке и открывшимися от этого удивлёнными голубыми глазами, палату огласил первый, резкий, даже судорожный глубокий вдох, завершившийся уже на выдохе неожиданно радостным воплем новорожденного:

– «Бля-а-а-а!!!».

Эта новость, рассказанная потом матерью новорождённого их соседу по квартире – пьянице и матерщиннику – Николаю Семёновичу, вызвала у того не только восторг, но и глубокое уважение к младенцу, как к будущему возможному товарищу по риторическому цеху, коим отставной подполковник юстиции являлся по последней общественной должности.

– «Коль, ты вот по-пьяни матерился на кухне, а Аля слышала! Вот тебе и результат! Платон уже при рождении всех обматерил!» – подкалывала потом мужа Татьяна Тихоновна.

Николай Семёнович Молчанов – отставной пожилой подполковник, участник и инвалид войны – был не только побит её суровыми буднями и потрёпан своими ранениями, но был также изнурён матерщиной, истощён табаком и иссушен водкой. Хотя в душе он и был добродушным, внешне это часто скрывалось за морщинистой маской пьяницы-дебошира. Однако это не помешало ему со временем, видимо по разнарядке и с учётом его военной специальности, занять кресло народного заседателя районного суда, вершить правосудие, неся в массы сознательность, спокойствие и справедливость.