Александр Омельянюк: Новый век начался с понедельника

© Омельянюк А.С.

Приятный утренний сон Платона, как это частенько бывало и ранее, постепенно стал корректироваться его подсознанием, превращаясь в очередной, придуманный ими вкупе, сценарий. Через короткое время самосознание привело к мысли, что он проснулся. Как всегда положительные эмоции от сна были отражением его хорошего физического состояния и духовного равновесия, а также комфорта, в коем пребывало его тело.

Платон приоткрыл глаза. Через полупрозрачные шторы окна явственно проступал, слегка розоватый от взошедшего Солнца, дневной свет. На часах было за полдень. С лёгким шелестом отдёрнутых им штор с голубых небес в комнату ворвался и озорной лучик Солнца, пытаясь пролезть в щёлки всё ещё сонно закрытых глаз Ксении, чьё розоватое от сна лицо стало ещё ярче.

Муж невольно залюбовался редко наблюдаемой им в последние годы картиной. Его прекрасное самочувствие сейчас же подкрепилось и некоторым смакованием эстетического наслаждения от созерцания голубого неба этого прекрасного зимнего утра и безмятежно всё ещё сладко спящей жены. И эстет вновь юркнул в ещё не остывшую постель, под бочок Ксении.

Да! Утро начиналось прекрасно! И как нельзя кстати. Ещё бы! Сегодня наступило 1 января 2001 года – первое утро Нового года, нового десятилетия и столетия, и, главное, Нового тысячелетия!

Правда, одно воспоминание всё-таки немного омрачало его радужное настроение. Как это придурки с Запада отмечали свой Миллениум год назад?

А ведь некоторые из наших их ретивых приспешников тоже хотели отмечать начало Нового тысячелетия в прошлом году, пока грамотные люди их не одёрнули и не остановили.

Ведь совершенно очевидно из арифметики, что новые десятки, сотни, тысячи и т. д. начинаются с единицы, а не с нуля, а заканчиваются 10, 100, 1000 и т. д., а не девятками.

В конечном итоге, справедливость и математическая строгость, во всяком случае, в России, восторжествовали.

Осознание этого вновь вернуло Платона к его радужному состоянию.

Да ведь к тому же всё это ещё и начиналось… с понедельника!

Поэта тут же озарило:

Платон быстро вскочил и судорожно записал два четверостишия, пока не полились новые, заслоняющие прежние, строки.

Его суету прервала проснувшаяся Ксения:

– «Ты опять строчишь? Неугомонный ты мой! Хоть накинул бы на себя что-нибудь! А то ребёнок проснётся – сраму не оберёшься!».

Платон резко обернулся, инстинктивно закрывая левой рукой причинное место, вытягивая шею и вглядываясь на расстоянии в сморщенное сладким сном и надвинутым одеялом лицо своего самого младшего сыночка.

Близоруко прищуриваясь, он пытался разглядеть гримасу на лице Иннокентия. Но тот продолжал безмятежно и спокойно посапывать, надёжно сморенный долгой Новогодней ночью.

– «Да он спит ещё!» – слегка застенчиво тихо парировал муж.

Платон привык всегда спать голым. И сейчас, неожиданно поднятый с постели своим вдохновением, он совершенно не задумывался о своём внешнем виде – благо все ещё спали. Теперь же он сгрёб в охапку домашнюю одежду и под любовно-издевательский комментарий жены направился опустошать переполненный накануне винами и соками мочевой пузырь. А вслед ему неслось:

– «Смотри не расплескай!».

Только в этот момент Платон и почувствовал нестерпимую тягу к унитазу. Закончив привычные утренние процедуры, побрившись и сделав обязательную утреннюю зарядку, в ожидании завтрака – невольного продолжения вечернего застолья, – глава семьи, всё ещё пребывая в прекрасном расположении духа, вновь вернулся к своим стихам:

И действительно, его поэтический дар, обнаружившийся, а, скорее всего спровоцированный «Светиком-семицветиком», ещё тринадцать лет назад, став дополнительной составляющей его многогранного творчества, придавал его жизни состояние дополнительной уверенности, ощущение целостности и гармоничности.

И как истовый оптимист, он считал, что несмотря ни на что, живёт, в общем-то, хорошо! Но в данный момент поэт вынужден был подвести временную черту: