Александр Просвирнов - Сбившиеся с пути

*

Щтабс-ротмистр Михаил Нилыч Смыслов даже в кошмаром сне не мог представить, что через десять с лишним лет именно Кляйнзак, заслуженный большевик, уговорит его вместе бороться с разгулом бандитизма и пойти служить в ЧК…

Часть 2. Горечь зёрен

Глава 1. Липовка

Пыль из-под конских копыт серым шлейфом тянулась за отрядом. Глеб Бежин, сидя в подводе, всю дорогу вспоминал унылые стихи Некрасова о деревне: «Только не сжата полоска одна. Грустные думы наводит она…» И вправду – откуда взяться в такое время веселым думам? Черт знает что творится в России.

Последний раз Глеб гостил в деревне еще до германской войны. Тогда крестьян видел в основном издали, чаще из экипажа. И не подозревал, что через пять лет придется всерьез вникать в их дела.

Прервав размышления товарища, бойцы на соседней подводе во все горло грянули:

По России слух прошел:

Николай с ума сошел!

И почти весь отряд подхватил незамысловатый рефрен:

– Тра-ля-ля-ля-ля!

Тра-ля-ля-ля-ля!

Тра-ля-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля-ля!

Закончив песню о «глупом» царе, перешли на частушки:

– Николай любил калину,

А Распутин – виноград.

Николай проел Россию,

А Распутин – Петроград…

Глеб мысленно ухмыльнулся: неужели те двое и вправду ухитрились проесть огромную страну? Ни императора, ни «святого черта» уже нет в живых. И что, спасло это Россию? Голод свирепеет все сильнее… Отсюда и затея Совета народных комиссаров. И неважно, что идея заимствована у свергнутого Временного правительства… Даже Глеб согласился участвовать в этой авантюре. Пришлось приспосабливаться – надо же на что-то жить в лихую пору. Он теперь единственный мужчина в семье. Война, будь она неладна…

Все без исключения бойцы продотряда тоже знали о ней не понаслышке. Новая власть отменила старые награды, но командир отряда Матвей Кошкин не без гордости время от времени напоминал, что стал на германской войне георгиевским кавалером. Правда, о подробностях не распространялся. Глеб только от бойца Волкова узнал, что Кошкин под огнем противника принял командование взводом вместо убитого офицера и повел солдат на австрийские позиции. Сам подавил два пулемета гранатами, и взвод взял стратегически важную высоту.

Про себя Глеб не раз с досадой вздыхал: угораздило же оказаться в подчинении бывшего унтера… Однако признавал, что большевики не ошиблись в выборе командира – личность сильная. Да и внешне Матвей не подкачал: мощный коренастый удалец с черной курчавой шевелюрой. Однако холост – считал Кошкин, что не время сейчас связывать себя семьей. Изредка с ухмылкой вспоминал младшего брата Гришку, который, напротив, настырно обхаживает какую-то гордую деревенскую красотку.

Уже темнело, когда продотряд по приказу командира остановился на опушке небольшой рощи. До Липовки оставалось версты полторы. Кошкин построил полсотни своих бойцов и отдал четкие распоряжения: в лагере развести только один костер, на дорогу никому не выходить, в телегах на ночлег остаться пятерым, а остальным спуститься в балку и соорудить на скорую руку шалаши. С утра маскироваться в лесу. Дневальным по очереди наблюдать за селом в бинокль. Если на бывшем барском имении появится красный флаг –отряду немедленно выдвигаться в село.

Немного понаблюдав, как бойцы разбивают лагерь, Кошкин запрыгнул в двуколку и велел Глебу садиться рядом. Взявшись за вожжи, суровый командир сразу преобразился и повеселел. По дороге взахлеб рассказывал байки про родню и односельчан. Глеб ухитрялся и слушать, и рассеянно поддакивать, и размышлять о своем.

Один раз Глеб все же прервал Кошкина:

– Извините, Матвей Матвеевич, вы упомянули однорукого Капитона Иванова. Конечно, иметь в России фамилию Иванов все равно что вовсе не иметь фамилии. Но знавал я похожего солдата на фронте, вроде бы он из ваших мест… Круглолицый такой, чернявый, вертлявый. Наверное, героя сейчас из себя корчит, хотя… Руку-то глупо потерял. Себе на уме.

– Не в бровь, а в глаз – нашего Капитошки портрет! – подтвердил Кошкин. – Да, парень не без хитринки. Есть в кого – мельников сын. А Капитошка с самого детства с братишкой моим Гришкой не разлей вода были. А потом угораздило обоих в Дашку Зотову втрескаться. Девка она, конечно, красивая, приметная, работящая. Вот только манер всяких бестолковых успела нахвататься. Барышням в имении два года прислуживала. Вроде как тоже благородной себя почувствовала – тоже мне, цаца… Но один черт эти петушки рассорились и дрались не раз. Конечно, как с германской войны вернулись, дурь-то прошла. Помирились. Хотя все равно уже не прежняя дружба.