Иван Погонин - Круг замкнулся

Проулок с интересным названием находился на территории Второго участка Серпуховской части, неподалеку от Донского монастыря. Узнав от прохожих маршрут, Мечислав Николаевич на трамвае добрался до Лубянской площади, а там пересел на конку номер 21 и полчаса тащился до Серпуховских ворот, от которых до нужного ему дома было рукой подать. Нумерация домов на Криво-Рыбном отсутствовала, и ни один из немногочисленных встреченных им обывателей не смог указать дом вдовы гвардии корнета. Пришлось стучаться в каждые ворота. Открывали не всегда и не сразу, часто в ответ на удары он слышал только собачий лай. Наконец повезло – из полуразвалившегося домика на свет божий выползла старуха в ужасно грязной и потрепанной шляпке и салопе, выдававших ее непролетарское происхождение.

– Бонжур. Кого-то ищете, милостивый государь? – прокаркала бабушка.

– Бонжур, мадам. Мне нужна госпожа Кошелькова, не подскажете, где она проживает?

– Наталья Романовна?

– Именно.

– Здесь вы ее не найдете.

– Но в Адресном столе мне сказали…

– Дом этот действительно принадлежит ей, но она здесь не бывает. А вы кто ей будете? Да что же мы на улице стоим, прошу в дом. Матрена, ставь самовар! – крикнула дама в глубину дома.

Старушка, звали которую Вера Николаевна, мадам Дувакина, так настойчиво предлагала чая, что Кунцевич не смог отказаться и был вынужден пить из грязной чашки напиток, чая даже отдаленно не напоминавший.

Из путанного, сопровождавшегося множеством ненужных подробностей рассказа госпожи Дувакиной выяснилось, что после смерти мужа ей несколько лет пришлось хлопотать о назначении пенсии, так как муж ее из-за приобретенной на службе болезни не успел выслужить положенный для пенсии срок. Пока шли хлопоты, вдова дошла до полного безденежья и уже снесла в ломбард последнее пальто и готовилась заложить дом и остаться на старости лет на улице. В это время к ней явилась молоденькая барыня, которая сделала ее высокоблагородию такое предложение, от которого Вера Николаевна не смогла, да и не захотела отказаться. Заключенное между ними и скрепленное печатью нотариуса условие предусматривало, что госпожа Кошелькова приобретает дом госпожи Дувакиной в свою собственность. При этом барыня выплачивает госпоже Дувакиной только пятую часть действительной стоимости дома, но обязуется до самой смерти ее благородия дом никому не отчуждать, самой в нем не жить и никому постороннему его не сдавать, оставляя его в полное распоряжение Веры Николаевны и даже составляет завещание, по которому в том случае, если, избави бог, смерть Натальи Романовны последует ранее, чем кончина асессорши, дом возвращается последней в порядке наследования.

Получалось, что вдове асессора нежданно-негаданно на голову свалилось несколько радужных бумажек, которые очень помогли ей дождаться принятия министерством финансов окончательного решения по ее крайне запутанному пенсионному делу.

Было это в прошлом августе, и с той поры обязательства свои госпожа Кошелькова ни разу не нарушила – больше в доме не появлялась. Где она и чем занимается, вдова коллежского асессора не знала, да и знать не особенно хотела. Этот конец ниточки оборвался. Следовало ехать в Выборг. Но только на казенный счет, заниматься частным сыском титулярный советник больше не намеревался.

– Нашли ее на кровати, в лежачем положении, а засохшая струйка крови на лице шла от виска не к затылку, а к подбородку и шее, что однозначно говорит о том, что в момент выстрела и некоторое время после него покойная находилась не в горизонтальном, а в вертикальном положении.

– И что же, следователь на это внимания не обратил? Это же азы криминальной техники! – удивился Филиппов.

– Этот следователь так же мало смыслит по следственной части, как я в китайском языке, – ответил Кунцевич. – Увидел ключ под подушкой и уверился, что покойная сама закрыла дверь в номер. Ни портье не расспросил, ни другого жильца. Все, что мне удалось узнать, лежало на поверхности и при надлежащем рвении должно было стать известным муромским властям в течение пары часов. Но, слава Богу, не стало, а то, боюсь, они бы меня не отпустили.

– Да-с, – Филиппов задумался, – и сообщать мы им об этом не будем, а то пришлют в градоначальство поручение о вашем принудительном приводе в Муром этапным порядком.

– И что же, забудем об этом деле?

– Следовало бы, конечно, о нем забыть, у нас с вами есть чем заняться, но забыть нам о нем не дадут. За час до вашего приезда ко мне явился обер-констабль финской сыскной полиции и долго пытался узнать, откуда мне стало известно о господине Рютенене и грозящей ему опасности. Рассказать ему мне было нечего, и я предложил дождаться вас. Он согласился.