Андрей Воронов-Оренбургский - Пиковая дама – червоный валет. Том второй

Алексей попытался слукавить, чтоб как-то выгородить себя и оберечь Марьюшку, но это ровным счетом ничего не меняло. Митя лишь улыбался в усы, раскалывая, как орехи, все уловки младшего. Алешке претило и становилось особенно гадко на душе оттого, что брат затеял этот разговор в присутствии посторонних людей, которым и дела-то не было до его мальчишеской жизни.

– Мило, господа, не правда ли? – отхлебывая из кружки пенное пиво, покачал головой Дмитрий. – Убей – не понимаю… И чем приворожила она тебя? Скажи, как на духу, я, может, и пойму… Что ты нашел в ней? Только врать не моги, я все наперед знаю.

– Пожалуй, человека, – едва слышно обронил Алексей.

– Будет тебе, Митрий… Ну, влюбился парень… С кем не бывает. Радоваться надо, значит, у твоего братца сердце на месте, – встал на защиту юнца веселый кудрявый Смирнов.

– Брось, Колек! Это для шлюхи-то сердце иметь? Она его старше на десять годов! Погоди, Алешка, еще пяток лет… Она тебе седые волосы на пуговицы наматывать станет, чтоб удержать тебя, глухаря! – грубо заверил Дмитрий, прибавив циничное ругательство. – Или, быть может, эта стерва тебя фокусами под одеялом очаровала? Ну!

– Митя… зачем так? Это же… скверно… – Алешка растерянно, сгорая от стыда, протянул руку к своему высокому крахмальному воротничку. Но Дмитрий ухватил его за запястье твердым и крепким, как железное кольцо, пожатием. – Пусти, больно! – оскорбленный, но с виду еще спокойный Алексей в упор смотрел в глаза брата, следя за каждым его движением.

– Это хорошо, что больно, – торжествующе и зло усмехнулся основательно захмелевший Дмитрий. – Ты о матери нашей вспомнил? Подумал, как она, бедная, переживет твои выкрутасы?! Какая молва поползет по домам? Ославить таким почетом нас хочешь? Ты что же, артист, в гроб ее уложить решил? Хватит с нее папаши нашего, тот тоже… земли под собой не чует…

– Руку отпусти! – глухо, насилу сдерживая желание ударить по лицу брата, прохрипел Алексей. Атмосфера за столом становилась угнетающе враждебной. Приятели Дмитрия встали из-за стола и дипломатично вышли на крыльцо потравить табак.

Митя ослабил хватку, но руки не выпустил. Глядя на младшего с тяжелой внимчивостью, он цедил пиво и ждал ответа.

– Что молчишь, голова с ушами? Дураком был, дураком помрешь. Только не надо оваций, здесь не театр. Ты послушай меня спокойно, без сердца. Я же люблю тебя. Давай договоримся по-людски, как братья кровные, по-честному, ну…

Он отпустил руку, поправил сбившийся набок галстук и, продолжая смотреть на Алешу, серьезно сказал:

– Корявый ты у меня какой-то… Ей-Богу, с вывертом. Тебе сахар в рот кладешь, а ты выплевываешь. Тише, не кипятись. Я все разумею. Ну, корсаж у нее на груди лопается – богатое добро нажила… Все в первый раз… Вот ты и запал на нее. Не спорю, она баба яркая… Помню, тебя чуть глазами не съела. Но ты пойми и другое – шлющая она…

– Ты же сам… сам! – теряя контроль, вспыхнул Алешка, с отчаяньем и болью глядя на Митю. – Ты сам приехал в училище и повез меня с Белоклоковым в этот… А теперь… наповал меня бьешь!

– Полно, то ясно, голубь. Я же просто развеять хотел… мужчиной тебя сделать, а ты? Любовь-морковь… Тьфу! Ну что ты на меня опять жеребцом косишься?

Дмитрий отпил пива, закурил папиросу. В скулах у него что-то так и ходило, двигалось, будто под кожей бегал какой-то живчик, хотя в целом лицо оставалось спокойным, серьезным, отчасти расстроенным.

– Ты говоришь пошлости, Митя, – откликнулся Алексей. Он говорил по-прежнему тихо, но твердо, и от его голоса складывалось такое впечатление, словно он сразу весь придвинулся к брату.

– Ничуть! – насмешливо прозвучал ответ. – Вот выдумал. Окстись, отец дознается – за волосы рвать начнет. Уж достал меня: «Кто да кто у него завелся?». Мослы, мол, у тебя еще не выросли по бабам ходить.

– Ну да-а? – Алексей точно с лица сошел. Пальцы нервно нащупали и вытянули из коробки брата длинную папиросу.

– Вот тебе и «да». – Дмитрий поднес ему зажженную спичку.

– Что ты? – Алешка судорожно затянулся и тут же подавился табачным дымом.

– Известное дело – молчу. Так и без меня… доброхоты найдутся. То ты не знаешь эту породу змеиную? У них языки так и шают сплетней, как угли в печи.

– Спасибо тебе, – смущенно пробормотал Алексей и искоса бегло взглянул на брата.

– Да я не о том, – плохо скрывая досаду, отмахнулся Митя и с раздражением посмотрел, как неумело затягивается Алексей. Курил тот действительно неважно, как любой новичок, да и папиросу держал как-то неловко, по-женски, между двумя напряженно выпрямленными пальцами.