– И как бы это ни расстроило ваше руководство? – Марат Леонидович добродушно усмехнулся. – Хорошо, условие принято. Вернемся к разговору об Элике. Предлагаю следующее – я рассказываю о нем подробнее, ну а вы делаете выводы, мог ли просто «устать от жизни», или же кто-то помог ему это сделать.
– Давайте попробуем, – Вика сдержанно кивнула.
– Мы с ним знакомы были с самого детства. Если ничего не путаю, мне было одиннадцать, когда он попал в наш интернат, – Свободкин мрачно вздохнул, очевидно, воспоминания о том далеком периоде жизни никакой радости ему не доставляли. – Мы ведь с ним оба детдомовские. Только я там с самого малолетства, так что другой жизни тогда и не знал вовсе. У Эльки все было совсем не так. Он из нормальной семьи. Мама, папа, квартира в Москве, машина.
– Вы даже про машину знаете? – удивилась Вика.
– Так эта машина их и погубила. Они всей семьей своим ходом на море поехали, уж не знаю к кому, может к друзьям, может, к родственникам каким дальним. Только до моря они так и не доехали, лоб в лоб с грузовиком сшиблись. Кто там виноват был, этого Элик не знал, но авария такой силы была, что родители его на месте погибли. Ну а он сам в это время на заднем сиденье спал, вещами обложенный, так что ни царапин, ни переломов. Цел-целехонек!
– Повезло, – пробормотала Крылова.
– Ну да, – кивнул Марат Леонидович, – если только гибель родителей можно считать везением.
– Вы же поняли, что я имела в виду.
– Понял, я понял. Труднее все это было понять домашнему мальчику, неожиданно оказавшемуся в детдоме. Не знаю, как так вышло, но близких родственников ни по матери, ни по отцу в живых не было, а дальние, если и оказались, то желания усыновить маленького Эльдарчика не изъявили. Вот он и попал к нам.
Марат Леонидович надолго замолчал, очевидно захваченный в плен очередной волной воспоминаний своего детства. Некоторое время Вика рассматривала мелькающие за тонированным стеклом здания, затем все же не выдержала:
– Вы дружили? – спросила она не столько потому, что ее действительно интересовали обстоятельства почти сорокалетней давности, сколько надеясь вновь вернуть собеседника к диалогу.
– Сперва нет, – мужчина задумчиво покачал головой. – У нас, если честно, нравы там были жесткие, можно сказать жестокие. Новеньких прописывали по полной программе.
– Били? – сама не зная зачем уточнила Крылова.
– Били, – подтвердил ее визави, – еще как били. А могли еще привязать к кровати и насильно водой напоить. И так несколько ночей подряд. Представляете, какой позор, приходят утром воспитатели, а кровать-то вся…, – Марат Леонидович цокнул языком, – сами понимаете, воде выход нужен.
– Понимаю, сухо отозвалась Вика.
– Понятное дело, что руки-ноги уже отвязали давно, а пятно-то на матрасе никуда не делось. Да и запах…
– А если кто-то расскажет воспитателям, что было на самом деле?
– А если кто-то расскажет, то станет изгоем навсегда, – Марат Леонидович решительно мотнул головой, словно отвергая даже теоретическую возможность подобного хода событий. – Навсегда и для всех. А этого никому не вынести.
– Так что все молчали, и вы в том числе, – усмехнулась Вика. – Или вы были в числе тех, кто привязывал?
– Я был в числе старожилов, – неохотно отозвался Свободкин, – если так можно сказать про одиннадцатилетнего пацана. Но могу вам сказать, что Элик терпел. Всё терпел. А потом, в один не очень прекрасный день наши отношения изменились.
– Он спас вам жизнь? – произнесла она первое, что пришло ей в голову.
– Не мне, – покачал головой собеседник, – и не спас. Наш детский дом недалеко от Домодедово находился. А в тех краях речушка такая протекает, Пахра. Вот мы на эту реку как-то раз посреди лета и рванули. Человек пять или шесть нас было, как Элик в компанию затесался, никто и не понял, но факт тот, что он тоже был с нами.
Вика кивнула, давая понять, что внимательно слушает собеседника.
– А до реки не так уж и близко было, несколько километров. Нас туда организованно вывозили пару раз за все лето купаться, ну а тут воскресенье, жара, вот мы и решили сами. Ребята постарше рассказывали, что напрямик не так уж далеко идти, – Марат Леонидович причмокнул губами, – привирали конечно. Больше часа мы туда топали. Вышли конечно не на то место, где уже были, но вроде тоже ничего показалось. Так что одежку всю с себя покидывали и вперед, к воде. Там мостки были, видать рыбки соорудили когда-то. Оно ведь самое удобное дело с мостков в реку сигать. Мы уже к ним, считай, подбежали, и тут Элик как завизжит истошно: «Не надо!» Мы, понятное дело, замерли все, на него смотрим, а он стоит на месте, весь бледный, трясется и в Пашку, дружбана моего лучшего, пальцем тычет. «Не прыгай, – говорит, – нельзя тебе!»
Читать дальше