Борис Акунин - Дорога в Китеж

— Ну? — нетерпеливо спросил Воронин. — Вы говорите «вышла оказия»?

— Да, — закручинился филер. — Унюхала она что-то. Не успели взять. Подорвалась. Вчистую, на мелкие куски. Не из чего личность устанавливать. Там еще одна интересная штука поманила было, да… — Он досадливо крякнул. — Когда фигурантка устроила фейерверк, там мимо шел некий человек. Помер он при взрыве, от контузии что ли, или с перепугу, ляд его знает. В кармане у него конверт с адресом, с именем. «Графу Евгению Николаевичу Воронцову».

— Что? — ахнул Вика, вспомнив рассказ жены. — Это был Воронцов?

Водяной кивнул.

— Вот и я было так же обрадовался. Эге, думаю, а не на интересную дачу ли он направлялся? Вот будет штука, если председатель судейского съезда с цареубийцами связан! Интересный поворот!.. — Сокрушенно покачал головой. — Несколько дней рыли, труп держали в морге. Ничего. Черт ведает, что Воронцов в Парголове делал. Похоже, оказался там случайно. Сердце больное, вот и окочурился. Только время зря потратили. Правда, Воронцов знался с Толстяком, но это ничего не дает. Толстяк с половиной города знакомствовал.

— Да? — встряхнулся Воронин. — Кто же он?

— Знаменитый журналист. Двойную жизнь вел, сволочь. Прикидывался, что за нас, а сам двурушничал. Фамилия его Питовранов-Оборотень, слышали наверно. Что с вами, сударь? — испуганно повернулся он к Воронину-младшему.

Костя, во время разговора сидевший тихо и делавший записи, вскочил, загремев стулом. У Вики потемнело в глазах.

— Не может быть!

— Установлено железно. Питовранов и с предателем Клеточниковым, который арестованный, знакомство водил, — назвал филер фамилию полицейского чиновника, уличенного в связях с террористами.

Виктор Аполлонович подпер голову руками. Ах жизнь, жизнь, что же ты творишь? Вчера отняла одного друга, сегодня второго. Первый умер, второй хуже, чем умер — оказался нелюдью. В самом деле оборотень.

Ах, ну конечно! Задним числом стало ясно, почему Мишель два года назад столь внезапно перекрасился, переменил свои взгляды. Связался с террористами, ушел в конспирацию. Естественная деградация оппозиционера…

— Где Питовранов? — хмуро спросил Вика. — Взяли?

— С этим тоже закавыка. — Агент виновато потупился. — На улице брать его не хотели. Больно скандально, фигура-то известная. По шапке бы от начальства не получить. Решили на квартире. Зашли туда с отмычечкой, когда Толстяка дома не было. Поискали, нет ли где динамита, после Парголова-то. Сели в засаде. Вчера это было…

— Да рассказывайте скорей! — нервно потребовал Воронин.

— Подъезжает он на извозчике, подходит к двери, уже ключ достал. Потом вдруг повернулся, окликнул извозчика. Вскочил, кричит: «Гони! Гони!». И умчал. Догадался каким-то манером. Пока мы выбегали, след простыл…

— Извозчика ищете? — спросил действительный статский советник, уже зная водяновский modus operandi.

— Что его искать? Когда коляска подъехала, я номер посмотрел — бляха 989. Беда в том, что он, собака, на биржу только поздно ночью вернулся. Говорит, седок сошел у Николаевского вокзала. Я опросил кассиров, пришлось по квартирам ездить, ночью с постели поднимать. Один вспомнил. Толстяк взял билет до Москвы на вечерний поезд.

— Телеграмму в московское Охранное дали?

— Само собой. Московские утром на вокзале поезд встретили. Вагон, место известны. Никого. Сошел где-то дорогой. Ищи теперь свищи. Говорю же — виноват я, ваше превосходительство. Кругом оконфузился.

Агент повесил голову.

— Собирайте арестную команду, — медленно произнес Воронин, щурясь на свет лампы. — Я, кажется, знаю, где найти главаря «Народной воли». Мы выезжаем ближайшим поездом.

— Куда, ваше превосходительство?

— В Бологое.

Ни о чем больше не спрашивая, Водянов поклонился и вышел.

— Ты думаешь, что Михаил Гаврилович у Адриана Дмитриевича? — спросил сын. Он знал, что в Бологом временно поселился Ларцев.

— Почти наверняка. Мишелю… — Вика поморщился. Называть преступника по-приятельски было противоестественно. — Адриан не станет задавать лишних вопросов и, конечно, поможет с бегством. Он это умеет. Он всё умеет.

— Но зачем тебе ехать самому? Ведь это… тяжело и неприятно — арестовывать старого друга? Водянов отлично управится сам.

На душе у Виктора Аполлоновича было тяжело, в голове мутно, но настал момент преподать сыну очень важный урок. На всю жизнь.

— Есть две причины. Первая — нужно защитить друга от опасности. Я имею в виду Адриана Дмитриевича. Сколько я его знаю, он не отдаст Питовранова без борьбы. И погибнет, потому что агент Водянов не потерпит сопротивления. Вторая причина — я хочу посмотреть предателю в глаза и сказать ему, что он предатель.