Пчелка — так ласково называет маму мой отец.
— Ой-ой-ой, теперь я точно испугалась! — здесь, в Дрейден Хилле, живут шотландские терьеры, и они настолько избалованы, что если в дом вломится грабитель, скорее всего будут ждать от него лакомства премиум-класса из собачьей пекарни.
Я взъерошиваю Кортни волосы и проскальзываю мимо нее.
— Эллисон! — кричу я и срываюсь на бег.— Твоя дочь задерживает семейную фотосессию!
Племяшка визжит, и мы наперегонки мчимся вниз по лестнице. Кортни побеждает, потому что она — проворная мелкая девчонка, а мне мешают каблуки. Нет, роста мне прибавлять не нужно, но мама не обрадуется, если на рождественском снимке я буду в обуви на плоской подошве.
В комнате для официальных приемов уже вовсю работают обслуживающий персонал и фотограф. Начинается рождественская фотомания. Когда все завершается, дети-подростки моей старшей сестры еле держатся на ногах, а я не отказалась бы вздремнуть. Но вместо этого я хватаю одного из младших племянников и устраиваю шутливую борьбу с щекоткой на диване. Остальные быстро присоединяются к игре.
— Эвери, ради всего святого! — возмущается мать.— Ты сейчас будешь вся помятая и растрепанная, а вам с отцом через двадцать минут нужно уезжать!
Лесли кидает в мою сторону взгляд, в очередной раз демонстрируя способность смотреть сразу в двух направлениях, как игуана, и указывает на мое зеленое платье.
— Слишком официальный вид для конференции, а утренний вариант на ней будет официален недостаточно. Надень синий брючный костюм с кантом по низу. Представительно, но не слишком. Ты поняла, о чем я говорю?
— Да, — я лучше бы повозилась с тройняшками или поболтала с детьми сестрицы Мисси — они говорили, что в летнем лагере хотят стать помощниками воспитателей, — но эти варианты мне никто не предлагает.
Я перецеловала племянниц и племянников на прощание и торопливо поднялась к себе, чтобы переодеться. Скоро я отправлюсь вместе с отцом в очередную поездку на лимузине.
Он вытаскивает телефон и просматривает список мероприятий на остаток дня. Благодаря Лесли, многочисленному штату помощников и сотрудников здесь и в Вашингтоне и газетам, он всегда хорошо информирован. Ему приходится быть в курсе. При нынешней политической ситуации есть реальная опасность изменения в балансе Сената, если борьба отца с раком заставит его сложить полномочия. Папа скорее умрет, чем позволит этому случиться. Доказательством служит то время, когда он игнорировал симптомы болезни и оставался в Вашингтоне на сессии Конгресса, и то, что меня вызвали домой для подготовки и восстановления резидентства, как напоминает мне Эллиот, «просто на всякий случай».
В Южной Каролине любую политическую конфронтацию связывали с фамилией Стаффорд, но общественный резонанс вокруг скандала с домами престарелых заставил всех вспотеть, как туристов летним днем в Чарльстоне. Каждую неделю вскрываются новые подробности: старики, которые умерли от пролежней, заведения с неквалифицированным персоналом и те, где совсем не соблюдалось федеральное законодательство — в нем прописано, что каждому пациенту положены минимум час и двадцать минут ухода в день,— но которым государство исправно платило по счетам бесплатной медицинской помощи и социальной помощи для неимущих. Безутешные семьи, которые верили, что отдали своих дорогих родственников в хорошие руки. Их истории ужасны, от них разрывается сердце. И политические оппоненты отца пытаются связать его имя с этими событиями с помощью эмоционально заряженных высказываний в прессе и соцсетях. Они хотят, чтобы все поверили: за достаточно большую взятку мой отец, используя свое влияние, добьется того, чтобы его друг сохранил прибыль, полученную на страданиях людей, и избежал за это наказания.
С этим не согласится ни один человек, знающий отца. Ну и в конце концов, разве он может заставить спонсоров своей избирательной кампании предоставлять всю финансовую отчетность по своим предприятиям? Даже если отец сумел бы уговорить их пойти ему навстречу, правда все равно оказалась бы погребена под слоями подставных юридических лиц с безупречной репутацией.
— Давай-ка еще раз пройдемся по списку,— говорит отец и нажимает кнопку play на диктофоне. Он держит телефон между нами, наклоняется, и неожиданно мне кажется, что я — девочка семи лет. Меня затапливает теплое чувство, которое я всегда испытывала, когда мама вела меня через священные залы Капитолия, останавливалась перед дверью папиного кабинета и разрешала мне войти внутрь одной. Очень величайшей серьезностью я подходила к столу секретаря и заявляла, что у меня назначена встреча с сенатором.
Читать дальше