— Вы убедились, что мой мальчик ни в чем не виноват? — вскочила Черницкая.
— Мальчик ваш пускай вещи собирает.
— Какие вещи?
— Теплые. В тюрьме ему долго придется сидеть.
— Вы не смеете, он не виноват…
— Мы с вами это сейчас и обсудим. Павлик, иди пока к себе. И ты, Арсений Иванович, с ним, чтобы он снова через окно не сиганул. А мы с Вассой Никитичной пока потолкуем.
Невельский нехотя встал и жестом пригласил Яблочкова идти за ним. Когда дверь захлопнулась, Крутилин впервые за разговор улыбнулся:
— Думаю, вы правы. Мальчонку вашего оправдают. Хороший адвокат найдет знающих экспертов, они напишут заключение, что Павлик после самоубийства отца невменяем и во время драки с Костиком не владел собой. Потом адвокат в длинной речи убедит присяжных, что надо пожалеть больного ребенка, направив его на принудительное лечение. Вы оплатите дорогую клинику, и через год-другой он оттуда выйдет. Обойдется вам это тысяч в пять. Однако успех все же не гарантирован, присяжные ведь далеко не всегда поддаются гипнозу адвоката. И тогда вашего сына ждет каторга или каторжная тюрьма, а потом — вечная жизнь в Сибири.
— К чему вы клоните?
— К тому, что вы правильно мне напомнили: убийца Костика давно уже изобличен и понес заслуженное наказание. Дело закрыто. И никто не заинтересован его открывать заново. Так какая вам разница, кому заплатить пять тысяч? Адвокату с врачом или двум сыщикам? Тем более что в отличие от них мы успех дела гарантируем. Получим от вас деньги, тут же уйдем и про вас забудем.
— Три.
— Я бы и на три согласился, но вы ведь меня оскорбили. А я пообещал, что за это заплатите. Пять, мадам. И клянусь, что ни копейки не скину.
Крутилин отдал причитающуюся Яблочкову тысячу на лестнице сразу по выходу из квартиры.
— Ловко вы ее! И как быстро!
— Учись.
— Теперь куда, к Пятибрюхову?
— У него я уже побывал. Держи, твоя доля, — Крутилин протянул Арсению Ивановичу еще десяток сотенных билетов.
— Спасибо.
— Однако ты их пока не заработал. И это нужно исправить. Всегда помни: деньги с потолка так просто не падают.
25 июня 1871 года, пятница
Следить за Каретным было сплошным удовольствием — когда он гулял с Татьяной Тарусовой или ездил с дачи по житейским делам, он был весел, беззаботен и всегда что-то напевал себе под нос. Но когда Леонид собирался встретиться с товарищами по революционной борьбе, всю дорогу постоянно оглядывался, был мрачен и песенок не насвистывал. Многоопытного Фрелиха он ни разу за неделю не заметил, и к следующей пятнице тот знал о его антигосударственной деятельности все.
— Каретный покамест находится на самой низшей ступеньке революционной борьбы, — докладывал он вечером Крутилину с Яблочковым. — Занимается только агитацией и распространением литературы. И очень этим недоволен. Ему хочется совершить что-то более важное.
— Откуда такие сведения? — удивился Крутилин.
— Удалось вчера подслушать его разговор с неким Михаилом Завьяловым. Тоже студент Института путей сообщения, но курсом постарше. И статус его в революционной организации явно выше, потому что Каретный сперва отчет перед ним держал, а потом выслушивал указания. И указаниями остался недоволен. Ему, по его словам, страшно надоело носить туда-сюда книжки и разъяснять сочувствующим идеи… — Фрелих достал листочек, на котором записал фамилии авторов революционной литературы, — Чернышевского, Герцена, Маркса, Акунина…
— Бакунина, — поправил агента Крутилин. — Знаю его лично. Редкий мерзавец. Участвовал в восстаниях в Париже, Праге, Дрездене, был приговорен к смертной казни в Саксонии, но потом был помилован и выслан в Россию. Сидел в Петропавловке, Шлиссельбурге, после кончины императора Николая тюремное заключение ему заменили вечной ссылкой в Сибирь. Оттуда негодяй, конечно, дал деру. Ныне прячется в Европе.
— Не знал, что вы столь осведомлены в делах политических, Иван Дмитриевич, — признался Яблочков. — Думал, только по уголовным!
— Летом 1862 года меня откомандировали в распоряжение петербургского вице-губернатора бороться с поджогами. Никто в них так и не признался, поэтому пересажали в тюрьмы всех неблагонадежных. Мне тогда Владимира четвертой степени дали. Так что публику эту я хорошо знаю. И считаю, наблюдение за Каретным следует прекратить. А вот Завьяловым заняться вплотную.
2 июля 1871 года, пятница
Завьялов оказался более опытным конспиратором, и в первый день слежки Фрелих его «потерял». Поэтому с воскресенья следили уже за ним вдвоем вместе с Яблочковым. И к исходу следующей недели выяснили, что, кроме Каретного, Завьялов снабжает литературой еще троих распространителей. И что в комнате на Обуховском проспекте, которую снимает, он ее не хранит — в его отсутствие туда проник с помощью отмычек Яблочков и тщательно обыскал. Предположили, что Завьялов прячет книги у своей зазнобы белошвейки Скляренко, в мастерскую которой на Гороховой улице он по несколько раз в день заглядывал. Туда с обыском и нагрянули. И быстро нашли примитивный тайник за громоздким буфетом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу