Валерий Введенский - Напиши себе некролог

— Пардоньте, но мне пора, — встал Артюшкин.

С Коляном ему играть не хотелось. Потому что взгляд у него недобрый. Еще покалечит, ежели проиграет.

Макар Фотиевич, сидевший рядом с Артюшкиным, дернул его за сюртук:

— Поздно тебе уходить, раздача уже пошла. Сыграй разок и пойдешь.

Артюшкину пришлось сесть обратно. Колян кинул на середину стола две копеечные монеты.

— Отвечаешь? — спросил он у актера.

— Удваиваю, — Артюшкин отобрал из горсти меди, лежавшей перед ним, четыре копейки и двинул их к ставке Коляна. А остаток своего выигрыша тут же рассовал по карманам, чтобы после розыгрыша, не мешкая, уйти.

— А ты, асессор? — спросил Колян у Александрийского. — Подымешь ставку?

— Нет, нет, я пас, — развел руками Макар Фотиевич.

— Хриплый?

— Тоже.

Хриплый раздал сделавшим ставку игрокам по четыре карты. Артюшкин аккуратно заглянул в свои: туз и три короля. Сорок одно. Он опять выиграл!

— Прикупить никто не желает? — спросил раздающий.

Соперники помотали головой.

— Тогда вскрывайте.

Артюшкин быстро перевернул свои карты.

— Но почему у актера одни короли с тузами? — покачал головой Макар Фотиевич.

Колян открывал свои медленно. Туз, еще туз, король.

— Ну же, ну, — торопил его Александрийский. Колян перевернул последнюю. Туз! Сорок три!

— Везет же, — с завистью сказал Хриплый.

— Что ж, поздравляю, — встал Артюшкин. — Засим позвольте раскланяться.

— Отыграться не желаешь? — спросил его Колян.

— В другой раз.

— Ну, приходи, будем ждать, — сплюнул на пол Колян и пододвинул к себе поставленные Артюшкиным монеты. — Эй! Ты чего поставил? Надуть вздумал?

Колян вскочил. Руки у него были длинными, он через стол схватил актера за грудки:

— Что такое? — вскричал Артюшкин, хотя сам понял — началось. Преступники не рискнули ждать еще одну неделю.

Эх, почему он не ушел минуту назад с двумя выигранными рублями?

— Смотри сюда, — Колян, схватив правой рукой актера за волосы, приложил его лицом по столу.

— Эй, полегче, физию ему не испорти, — вступился за Артюшкина Макар Фотиевич.

— Видишь? — спросил у актера Колян.

Артюшкин кивнул, не веря своим глазам: на середине стола под двумя монетами, что ставил Колян, желтела «катенька». Актер готов был поклясться, что еще секунду назад ее там не было.

— И что видишь? — уточнил мучитель.

— Сотенную, — прохрипел Артюшкин.

— Помнишь, что ее удвоил?

Как бы ни хотелось Артюшкину тотчас прекратить мучения, он помнил слова Яблочкова, что должен выглядеть убедительно. И потому должником сперва себя не признавать.

— Не было ее. Только две копейки. «Катеньки» не было.

Колян сдавил Артюшкину кадык:

— Что значит не было?

— Ослабь хватку. Не дай бог, задушишь, — обеспокоенно произнес Макар Фотиевич.

Колян разжал пальцы:

— Асессор, ты-то «катьку» мою видал?

— А как же. Потому и спасовал.

— А ты, Хриплый?

— Конечно.

— И я видал, — заявил пришедший в себя Пронька.

— Мы ведь договорились играть по маленькой, — напомнил «обчеству» Артюшкин.

— Я с тобой ни о чем не договаривался, — усмехнулся Колян.

— Его при уговоре не было, — напомнил Хриплый. — И, значится, уговор наш на Коляна не распространяется, — подытожил размышления шулеров Макар Фотиевич.

— Гони серенькую! [73] Кредитный билет достоинством в 200 рублей. Живо! — велел Колян.

— У меня ее нет, — признался Артюшкин.

— С собой или вообще? — деловито уточнил Макар Фотиевич.

— Вообще, — соврал Артюшкин.

— Так одолжи, — посоветовал Макар Фотиевич.

— У кого? Я в Питере без году неделя. Простите меня, братцы, чесслово сотенную не заметил, — Артюшкин упал перед Коляном на колени.

Тот носком сапога ткнул ему в плечо, и актер, рыдая, повалился навзничь.

Эх, жаль, что публика отсутствует. Хоть и экспромт, но как же он его играет! Если бы находился на сцене, зрители визжали бы от восторга.

— Ты ведь жалование получаешь, — напомнил Александрийский.

— Да, по третьим числам…

— И сколько?

— Тридцать пять.

— Мне их будешь отдавать, — сказал Колян.

— Хорошо…

— Три года.

— Как три года? Это ж четыреста тридцать два рубля набежит, а я должен двести.

— Двести ты должен сегодня, а через три года проценты нащелкают.

— Шесть процентов от двухсот — двенадцать рублей, то бишь за три года — тридцать шесть. По закону больше шести процентов за год в рост давать нельзя, — возмутился Артюшкин.

Шулера дружно расхохотались: