Валерий Введенский - Напиши себе некролог

— Брата месть не вернет. А мою жизнь погубит. До самой смерти меня будут называть «купеческой подстилкой».

— Зло должно быть наказано.

— Смеетесь? Ловкий адвокат, ваш муж, к примеру, с легкостью добьется для Пятибрюхова оправдания.

— Правильно говоришь, дочь моя, — поддержал Капу отец Илларион, — люди с такими деньжищами в тюрьмах не сидят. А возмездия Пятибрюхову все равно не избежать. Отец наш небесный накажет его за все грехи.

— А вот сатисфакцию надо бы с Пятибрюхова стребовать, — сказал Курятников. — Для производства плугов, кроме слесарного цеха, нужен еще и кузнечный. А денег на него нет.

— Я не выдержу огласки, — прошептала ему Капа.

— Огласки и не будет. Пятибрюхову ведь она тоже не нужна. Отправим ему письмо с требованиями.

— Я ничего писать не буду.

— Правильно, полиция перлюстрирует почту, — согласился с ней отец Илларион.

— Я сама отвезу письмо Пятибрюхову и вручу лично, — пообещала Тарусова.

— Лучше…

Капа взяла ридикюль и вытащила оттуда «красненькую»:

— То самое сердечко, чернилами нарисованное, ему как доказательство предъявите.

Ливень прекратился только к утру. Из Одинцова Сашенька добралась до Химок, оттуда по чугунке до Каланчевской площади, где наняла извозчика до Замоскворечья. Ни тетушки, ни Володи дома не оказалось.

— Убыли рано утречком в Троице-Сергиеву лавру, — сообщил княгине слуга Анисьи Ивановны.

— Как? Без моего разрешения?

— Ждали вас вчера целый вечер. Но раз не приехали, решили время не терять.

Сашенька была вне себя от злости. Потерять целый день из-за своеволия тетушки? Но что поделать?

Княгиня надеялась, что Анисья Ивановна с Володей вернутся в Москву тем же вечером, но тщетно.

— Меньше чем на неделю хозяйка в Лавру не ездит, — сообщил ей слуга за ужином, подливая в рюмку зубровку. — Пока всех старцев не посетит, домой не вернется….

Следующим утром Сашенька села в вагон курьерского поезда. Решила, что вернется за Володей, когда переделает дела.

Мандраж мучает актеров только перед премьерой. Но если та пройдет успешно, то волноваться больше и не надо, на всех последующих представлениях овации гарантированы. А свою премьеру в трактире Бусыгина Артюшкин отыграл на отличку.

— Надеюсь, тебе завтра снова позволят выиграть, — предположил заскочивший к нему накануне следующего похода в трактир Яблочков. — Чтобы ты расслабился окончательно.

— И сколько? Опять два рубля? Хотелось бы больше.

— Но если вдруг…

И Арсений Иванович принялся рассказывать, как следует действовать, если возьмут в оборот. Однако Артюшкин слушал вполуха. Уж больно хотелось ему еще разок выиграть хоть и пару рублей.

Сходив с утра в баню, он отправился в Коломну. В трактире его сразу проводили в кабинет. Но сегодня почему-то там играли не на деньги, а на «кукареку» из-под стола:

— Уж больно ты везуч, — объяснил причину Макар Фотиевич. — Без штанов в прошлый раз всех оставил.

— Лучше я петухом покричу, чем голодать потом всю неделю, — вторил ему Пронька, светловолосый худощавый парень с мелкими, словно у мышки, зубами.

— Ты наши картишки насквозь зыришь, я сразу тебя раскумекал, — заявил Артюшкину игрок, которого из-за прокуренного голоса все звали Хриплым.

— Я тогда в другой трактир пойду, — решительно сказал Артюшкин, вставая. — От ваших «кукареку» мне ни холодно, ни жарко.

— Постой, — остановил его Хриплый. — Ежели винцом угостишь, так и быть, сыгранем на интерес.

— Но только по маленькой, — Макар Фотиевич высыпал на стол пригоршню полушек. [72] Самая мелкая медная монета достоинством в полкопейки. — Сам видишь, как бедствую.

— И пожрать закажи, — велел Пронька, тоже доставая мелочь.

И игра пошла. Артюшкину по-прежнему везло, горка меди перед ним росла и росла. А вот Пронька постоянно проигрывал. После очередного фиаско даже с кулаками полез, но почему-то не к Артюшкину, который его обыграл, а к Коляну, угрюмому детине с огромными кулаками, полчаса назад присоединившемуся к «обчеству». В игре он не участвовал, просто стоял за Пронькой и наблюдал.

— Я из-за тебя продул! Ты меня сглазил, — набросился на Коляна проигравший.

Тот сперва хлопнул ему по ушам обеими руками, а потом с разворота двинул в левую скулу. Пронька, взвизгнув, отлетел в угол. А Колян занял его место за столом.

— Сдавай, — велел он Хриплому.