— Вылезайте, — велел ему Арсений Иванович. — Ожидайте меня в сыскной.
— Но…
— На задержаниях всякое бывает. Даже стрельба.
— А как вы узнаете мои шубы?
Добротный дом за нумером девятнадцать резко отличался от соседних, прогнивших и покосившихся. Первый его этаж был каменным, второй — деревянным, чтобы обитателям легче дышалось.
Яблочков приказал четырем агентам окружить строение по периметру, а с остальными перелез через выездные ворота и, миновав двор, где между сараями (дровяной, для подвод и лошадей) гуляли куры, обогнул дом. Черный вход заперт не был, через него с револьверами наперевес ворвались в дом.
Жупиковы вечеряли. Увидев незваных гостей, оба сына вскочили, однако отец жестом приказал им сесть:
— С кем имею честь? — спросил он нарочито спокойно.
— Сыскная полиция, чиновник для поручений Яблочков, — отрекомендовался Арсений Иванович.
— Ивану Дмитричу служишь?
— Государю императору…
— Мы с Иваном Дмитричем — старинные друзья с тех времен, когда он еще надзирателем бегал. Пару лет назад такой же чудак со шпейером [11] Револьвер.
тоже сюда ворвался: «Руки вверх, — заорал, — вы арестованы». Повез в сыскное. А там, слава богу, Иван Дмитриевич находился. Сразу меня и отпустил. Потому что честный я человек.
— На сей раз не отвертишься, — Яблочков не сводил глаз с янтарной в золоте броши, что украшала душегрею жупиковской жены.
Тихо шепнул агенту Голомысову:
— Приведи-ка потерпевшего.
— Ошибаетесь, господин чиновник. Сами посудите, если б я преступным промыслом промышлял, стал бы Иван Дмитриевич меня нанимать для переезда на дачу? Не далее как вчера его семейство свезли, — сообщил Жупиков, внимательно наблюдая за непрошеными гостями. — Так что сыскной мы не чужие. Может, за стол присядете? В ногах-то правды нет. Палашка, неси стаканы…
— Сидеть! — заорал Яблочков, для убедительности наставив на Жупикова револьвер.
Если спрячет брошь — потом ее не сыщешь. Испуганная хозяйка закрылась от ремингтона, задрав холщовый передник.
— Зачем бабу пужаете, господин для поручений? — у Жупикова лишь на миг дернулась скула, однако сумел он сохранить не только невозмутимость, но и иронию.
— Чиновник для поручений, — поправил его с подчеркнутым раздражением Арсений Иванович.
Скрипнула дверь, Яблочков услышал, как входят в дом, на этот раз с улицы, Голомысов с Тейтельбаумом. Увидев потерпевшего, сыновья Жупикова переглянулись, а Африкан Семенович прикусил губу.
— Опусти передник, — приказал хозяйке Яблочков и спросил купца: — Ваша брошь?
— Не моя, Беллочкина! — на глазах Гирши Менделевича навернулись слезы. — Спасибо вам, дорогой Арсений Иванович. Большущее спасибо.
— Говорил вам: тятечка, не трожьте, — процедил, обращаясь к матери, младший из сыновей.
— Заткнись, Селиван, — оборвал его отец.
— Жду от вас признаний, — улыбнулся ему довольный собственным успехом Яблочков.
— Так не в чем, господин чиновник. Только извиниться могу. Простите великодушно, что должность вашу переврал. Люди мы простые, в чинах не разбираемся. Сами же видите: живем скромно, своими трудами.
— Про труды давай поподробней. Откуда у твоей жены золотая брошь? Где это ты столько деньжат заработал?
— Каюсь. Брошь не заработал, под ногами нашел.
— Ври, да не завирайся.
— Всеми святыми клянусь. В пятницу мы с Харитошей, это старшенький мой, тащили сундук. Страсть какой тяжелый. И вдруг на ступеньках будто звездочка вспыхнула. Я — Харитоше: «Ну-ка, поставь». Наклонился, а там — брошь.
— И где те ступеньки, на которых броши валяются? — с ехидцей уточнил Арсений Иванович.
— На улице Офицерской, дом двадцать девять.
— То бишь признаешь, что в пятницу обнесли там квартиру?
— Шутить изволите? Башкой лучше подумайте, разве нанял бы нас Иван Дмитриевич, если бы воровством промышляли? Нет, мы — люди честные. На Офицерской, как и всегда, заказ исполняли, перевозили вещи.
— Врет, — прошептал Яблочкову Тейтельбаум. — Ничего я ему не заказывал.
— Заказ, говоришь? А кто заказчик? — делано удивился Арсений Иванович.
— Швейцар того дома, Захаркой его звать. Сказал, что квартирант ихний на дачу съехал, а ключи ему оставил и поручил самые ценные вещи на склад вывезти для пущей сохранности. Квартиры-то летом, сами знаете, часто грабят.
Яблочков оторопел от подобной наглости. Если бы Африкан соврал, что нашел брошь на Невском, дело можно было бы передавать следователю. Однако хитрец ловко смешал факты с небылицами. Пойди теперь докажи, что Белла Соломоновна Тейтельбаум оставила брошь в квартире, а не обронила ее на лестнице.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу