Виктор Татаринов - Под ризой епископа

— Да, — робко послышалось в ответ.

— Так и должно. Какое же сомнение принесла ты сюда, в храм божий? Грешна?

— Не грешна я, батюшка, перед мужем своим, от наговоров стражду.

— Готова ли, дочь моя, перед господом богом доказать безгрешность свою?

— На все готова, батюшка. Только б…

Священник осенил Устинью крестным знаменем.

— Вот и добро, добро. Желание в тебя вселится истовое, могутнее нечистой силы и злых языков от нея. Ежели проявишь в тех искушениях ангельское терпение, то никакая сила нечистая не коснется души твоея во веки веков…

Отец Григорий еще долго говорил что-то непонятное, потом перешел совсем на шепот, погладил по голове покорившуюся богоотступницу. Устинья, словно завороженная, не слышала слов, не чувствовала прикосновений священника. Он еще раз перекрестил завороженную молодуху, поднялся и скрылся за узкой дверью. Оттуда донесся легкий звон стеклянной посуды. Устинья сидела, не шелохнувшись.

— На, дитя мое, испей, дабы унять смуту в душе своей.

Словно после беспамятства вернулось сознание, дрожащими руками она переняла тяжелую хрустальную чашу и поднесла к бледным губам, выпила сладкую, как причастие, жидкость.

— Теперь все позади, дитя мое, ступай спокойно домой, — напутствовал отец Григорий.

До дома Устинья еле-еле добрела.

— Что с тобой, мама? — спросил встревоженно выбежавший навстречу Вася. Но Устинья уже ничего не могла ответить сыну…

Аксинья Ложкина рассказала об этом Ковалеву охотно, не утаивая деталей.

— Вот это и есть мой единственный грех, других не ведаю! — твердо сказала она, завершая признание. Больше, казалось, ее ничто не тревожило, она жила какими-то разорванными мыслями об иных делах, о том, что ее ждет страшнее возмездие за хранение и распространение антисоветских листовок, чем за соучастие в убийстве Устиньи Романовой.

— Ваши показания, гражданка Ложкина, занесены в протокол. Вот подпишите.

Аксинья расписалась, с безразличием глядя на поданную бумагу. Потом так же безразлично подтвердила подписью акт об изъятии золота и, следуя указанию Ковалева, стала собираться в невольную дорогу.

В здании ОГПУ царило необычное оживление. По коридорам конвоиры то и дело проводили арестованных. Сновали вызванные и добровольно явившиеся свидетели. Проводились допросы, очные ставки, опознания.

В кабинет вошел секретарь отдела и положил на стол Ковалева бумагу: «На ваш запрос отвечаем, что в деревне Таежной осенью 1919 года действительно был случай, когда в бою гражданин Саблин заколол штыком своего младшего брата. Этот факт подтверждают очевидцы и сам Саблин, по сей день проживающий в родной деревне». Это был ответ на запрос, отправленный в далекую Сибирь, о подтверждении личности Саблина.

— Вот так штука! — чуть не присвистнул Ковалев и, выйдя из оцепенения, поспешил к Быстрову.

Начальник тоже был озадачен сообщением и тут же позвонил Чекову.

После недолгого разговора с секретарем обкома в его кабинете, прямо оттуда, Быстров позвонил дежурному, передал указание об аресте Саблина. Вскоре двое верховых ускакали по особому заданию.

Ковалев в ожидании сообщений из сельсовета не находил себе места. «Кто же ты, Саблин? — думал он с досадой. — Ловко же замаскировался! Подумать только, до каких пор всех за нос водил». Но что более всего злило уполномоченного: он встречался с Саблиным больше всех, и он, простак, поверил его россказням. Теперь у Ковалева не было сомнений в том, что «С» в перехваченной записке — это и есть он, Саблин. Следовательно, Саблин — один из участников заговора, возглавляемого в Ижевске епископом Синезием. «Ну, что ж, поговорим в иных обстоятельствах, „председатель!“» — подумал Ковалев. Ход его мыслей прервал телефонный звонок. Докладывали чекисты, посланные арестовать Саблина.

— Саблин сбежал в неизвестном направлении, забрав казенные деньги и печать.

Телефонная трубка застыла в руке Ковалева. Через некоторое время он пошел к начальнику и с виноватым и расстроенным лицом доложил о случившемся.

— Где его искать? Как вы предполагаете? — советовался Быстров с Ковалевым, хотя тот считал, что заслуживает серьезного взыскания.

— Поручите мне, товарищ начальник! Я его найду, из-под земли достану.

— Вот это зря, товарищ Ковалев: из-под земли нам Саблин не нужен. Лучше допросите-ка еще раз Аксинью Ложкину. Сдается мне, что и в убийстве Федора Романова не обошлось без нее.

Ковалев вернулся к себе в кабинет и приказал привести Ложкину. Через несколько минут в сопровождении конвоира в кабинет вошла Аксинья. Она осторожно села на стул, предложенный уполномоченным.