Виктор Татаринов - Под ризой епископа

— Рядовой Широбоков, встать — смирно!

Николай вскочил и замер.

— Приказ начальника ОГПУ… — читал он по бумажке. — За проявленную бдительность и мужество в борьбе с врагами советской власти комсомольца Николая Широбокова наградить Почетной грамотой. — Стало совсем тихо, только слышались шаги Ковалева, который направился к Широбокову.

— Поздравляю тебя, Николай!

Широбоков осторожно, чтобы не помять, принял большой лист, вверху которого был портрет Ленина.

— Служу делу революции! [37] До введения Уставом Внутренней Службы РККА (приказ № 260 от 21 декабря 1937 г.) Статьи 31 Устава: «Если начальник благодарит — воинская часть или отдельные военнослужащие отвечают: „Служим (служу) Советскому Союзу“», по Временному уставу внутренней службы 1924 года, предписывалась другая формулировка: «Служу трудовому народу!». — прим. Гриня — выпалил он, и комсомольцы громко зааплодировали.

Затем Ковалев, объявил благодарность от имени начальника ОГПУ всем участникам операции «почтовый ящик» и приказал готовиться к предстоящему походу.

Ребята высыпали на крыльцо.

— Куда это вы спозаранок, товарищ уполномоченный? Целым полком? — насмешливо спросил повстречавшийся Кожевин.

— На прогулку, — ответил Ковалев почти серьезно.

— Лето в разгаре, работы на полях по горло, вы рабочую силу снимаете из бригад. А отвечать за это буду я?

— Вы лично — не будете, бригадир Кожевин, — сухо и официально ответил Ковалев, приведя его в растерянность. Кожевин прошел в контору, стараясь сообразить: что они опять затеяли?

— Становись! — скомандовал Назаров, — Направо — шагом марш!

Строй двинулся, поднимая пыль, по заданному направлению.

Кончился перелесок, впереди — болото на полверсты. Вся группа шла с длинными шестами, во главе цепочки — Николай Широбоков. Большой-любитель поохотиться, он хорошо знал эти места, коварные трясины в непроходимом болоте. Ему известна была тропа, по которой он однажды по пояс в воде перешел его на другую сторону — в лес. Сейчас на этой тропе, даже в самых глубоких местах, вода была всего по колено. Парни спотыкались о кочки, иногда падали и дружно смеялись над очередным неудачником. Сам уполномоченный провалился по пояс, ему подали шест и под шутливые возгласы «раз-два — взяли!» вытащили Димитрия из грязно-зеленой жижи.

Вот и опушка леса. Соблюдая дистанцию, развернутой шеренгой вступили в чащу. Николаю Широбокову то и дело приходилось сгибаться, под низкими сучьями елей. Шли долго, не спеша и не поднимая лишнего шума. По пути осматривали все подряд: кое-где поднимали валежины, ворошили груды сучьев, и тогда, запах прелости щекотал в носу.

День подходил уже к концу, длинный летний день, а результатов — никаких, кроме усталости и голода.

— Товарищ уполномоченный, вас просит Николай Широбоков! — передали по цепи.

Ковалев заспешил на левый фланг. Миновав кустарник, он увидел на небольшой поляне Николая, который, склонившись, что-то рассматривал под ногами.

— Вот, под хворостом нашел, — доложил он.

На земле лежала отрезанная лосиная голова, Ковалев дал команду остановиться.

— Вот вам и Гнилой лог. А еще говорят, что он непроходим, — с досадой заметил он, — Ведь кто-то проходил здесь! Голова сохатого отрезана недавно — совсем свежая.

Сумерки сгустились настолько, что идти вперед не имело смысла. Ковалев распорядился разжечь костер.

— Только огня поменьше, а дыму побольше.

Отмахиваясь от комаров, все плотным кольцом расположились у костра. Перекусили хлебом да луком, а потом начались невыдуманные и выдуманные рассказы.

— Как-то на рождество шли мы с ребятами но Малым Кострякам, и вдруг через ворота что-то перелетело и — бах на дорогу перед нами. Глядим — валенок, потом — другой, третий. Все с галошами и все на одну ногу. Собрали мы их — и айда. Это девки гадали, откуда им женихи достанутся.

— Ну и как? — спросил кто-то.

— Из нашей ячейки: с комсомольскими билетами и латанными штанами.

Все засмеялись.

— Тихо, товарищи, — напомнил Ковалев. — Не забывайте, для чего мы здесь.

— Рассказывайте, только потише реагируйте, — заметил и Назаров.

Слушая ребят, Ковалев время от времени оборачивался к черной стене леса и прислушивался. Вверху, над зубчатыми верхушками деревьев, мерцали звезды. Только сейчас он заметил, что лес не шумел, а таинственно-тревожно притих, будто он тоже слушал волшебную сказку ночи.

С рассветом все заняли свои места в, шеренге и снова двинулись в путь. Продвигаться становилось труднее: снова пошло болото. Обманчивая опора кочек проваливалась под ногами. Сквозь густые мхи, не видывавшие солнца, просвечивала ржавая ледяная болотная вода. Кое-где под сучьями лежали грязноватые комья снега. Лето, казалось, еще не заглядывало в этот угол леса.