Виктор Татаринов - Под ризой епископа

Толпа притихла.

— Намедни я доила корову, и вдруг в стайку забежала кошка. Глазища огнем горят, мяукает страх как. Схватила я полено, швырнула в нее, та человеческим голосом вскрикнула и — в окно под крышей. Наутро смотрю — вот эта безбожная бабенка, это бесовское отродье выходит из артельной конюховки с перевязанным глазом. Она, вот те крест — она! А моя корова с того дни молока половину не стала давать. — У-у, ведьма, — зашипела старуха. — Не уйдешь от божьей кары, не спрячешься.

— Бей воровку! — подзадоривал мужик с ведром, — Бей ее, бабы, только не до смерти, глядите?

Кто-то ухватил Фросю за косы.

От колхозной конторы бежала группа комсомольцев во главе с Иваном Назаровым.

Все это видел председатель сельсовета Саблин, сидевший в тарантасе и с пригорка у околицы села наблюдавший за происходящим. Когда комсомольцы добежали до толпы, началась свалка, он не выдержал и, съехав с пригорка на дорогу, со словами: «Черт знает что здесь творится», — помчался по улице, нахлестывая лошадь.

— Стой!!! — крикнул он, подъезжая. — Разойдись! Самосуд не допущу! — для острастки он выстрелил в воздух из револьвера. Толпа откачнулась и быстро начала таять. Остались вскоре одни парни-комсомольцы.

Фрося поднялась с земли, откинула с лица растрепанные волосы. Ее запекшиеся губы дрогнули. На шее у нее висела доска, с надписью: «Бей воровку!» Полные отчаяния глаза были сухими. Саблин подошел к Фросе, снял доску и увел ее домой. Вскоре к дому Шубиной прискакал конный милиционер.

Милиционер, то и дело слюнявя огрызок химического карандаша, долго составлял протокол. А потом, назвав Фросю подследственной гражданкой, сообщил ей, что она арестована и будет отвечать за кражу по всей строгости закона. Он обязал свидетеля Плотникова снарядить подводу и помочь сопроводить арестованную в районное отделение милиции. Саблин, безучастно следивший за всей этой процедурой, только на прощание строго сказал милиционеру:

— Разберитесь там как следует, по справедливости.

Шубину увезли.

А в это самое время Ковалев по глухому лесному тракту спешил в село Нылга, что в шестидесяти верстах от Ижевска. Все обернулось не так, как он предполагал. Когда неожиданно приехавший из Костряков уполномоченный вошел в кабинет начальника ГПУ, он не сомневался, что его ждет разнос за явку без вызова. Но вышло все наоборот: Быстров даже обрадовался приходу Димитрия.

— Вот кстати, — сказал он, поздоровавшись. — У тебя там особо неотложных дел на ближайшие дни не предвидится?

— Я за тем и приехал, товарищ начальник, что не справляюсь с делами.

Но Быстров его перебил.

— Знаю, знаю, что работы невпроворот, а ты один. Вот и Федор Семенов сейчас в Нылге один, и опыта работы у него еще меньше, чем у табя. Помочь ему необходимо. Случай чрезвычайный. В лесу около Нылги лесник обнаружил в яме, запиленной хворостом, склад с оружием: двадцать винтовок и три ящика с патронами. Сегодня к вечеру приготовь мне доклад по своей службе в письменном виде, а завтра отправляйся в Нылгу.

Пять дней Димитрий с Федей Семеновым искали «хозяев» склада, но ничего конкретного выяснить не удалось, хотя они оба и местные представители милиции сошлись на одном предположении, что это — дело рук скрывавшейся где-то в лесах кулацкой банды под кличкой «лесные братья». Слухов о ней ходило много, а вот поймать кого-либо из бандитов до сих пор не удалось. Срок, на который был командирован Ковалев, между тем истек, и он возвратился в Ижевск. Дежурный по отделу сообщил Димитрию, что приезжал из Костряков какой-то дед Архип, хотел видеть Ковалева, чтоб передать, что колхозница Шубина арестована. Получив от начальника дополнительные инструкции, не дав как следует отдохнуть Воронку, Димитрий помчался в Костряки.

…Над Ефросиньей Никифоровной Шубиной состоялся суд. Контора была переполнена. За большим столом сидел судья в пенсне, по бокам — два заседателя.

— Слушается дело, по обвинению в краже колхозного имущества… — объявил судья, поправляя пенсне.

По залу пронесся настороженный шепот.

— Подсудимая, встаньте! — приказал судья. Рассказывайте все по порядку.

Фрося поднялась со скамейки, прямо и доверчиво глядя на судью, заговорила:

— Мать мне не раз твердила: «Не трогай, доченька, чужого»…

— И все же не стерпела! — сразу перебил чей-то грубый голос. — Мать родную не послушала.

Судья не спеша поднял колокольчик, пристально вглядываясь в лица присутствующих, очевидно пытаясь узнать, кто нарушил порядок.