Сергей Булыга - Персидское дело

Потом в переходе послышались шаги, открылась дверь, вошёл Шестак и молча осмотрелся. От Шестака крепко разило, но он сделал вид, что ничего не случилось, и сказал, что в караван-сарае всё в порядке и в окрестных горах тоже тихо и нет никого подозрительного.

– А то, – продолжал Шестак, – десять дней тому назад, рассказывают, тут было много стрельбы, кое-кого даже убили, но остальные успели забежать под стену, им открыли ворота, и они здесь спрятались и пересидели беду.

Сказав это, Шестак опустился и сел на ковёр. Маркел подумал и спросил, слоны умеют бегать или нет.

– О! – со смехом ответил Шестак. – Слон бегает быстрее лошади, если его разозлить как следует. Да он и так всегда злой! Ему только что не по нему, он сразу на тебя кидается и топчет! И это трезвый сон. А если его ещё напоить, тогда совсем беда! А сколько он за один раз может сожрать, а жрёт он всё подряд…

Но тут Шестак замолчал и задумался, а потом вдруг сказал:

– Не к добру это всё вдруг случилось! Не бывает здесь в такую пору так пусто! Почему никто сюда не едет? Неужели хан Ахмад вернулся?

– А что мы ему? – спросил Маркел.

– Да сами мы ему ничто, конечно, – ответил Шестак, – но если нас подкупить, или убить нас, или, ещё лучше, убить нашего слона, то тогда наш государь на шаха разгневается и уже не будет с ним дружбу водить, и хану сразу будет облегчение, и он скажет Великому Турке: иди, брат, сюда, давай будем вместе шаха бить, никто нам теперь мешать не будет, потому что московский царь Фёдор Иванович крепко на шаха гневен… Да!

И на этом Шестак замолчал и задумался. Потом, по-прежнему задумчивый, он, даже не снимая шапки, лёг и очень быстро заснул.

А Маркел опять сидел, как дурень, и сторожил сундук! Поэтому он был очень рад, когда наконец пришёл Салман и сказал, что пора собираться, уже вечереет, и он сейчас пришлёт носильщиков для сундука.

И вскоре так оно и было. Маркел и Шестак спустились вниз, сели в арбу, трубач громко протрубил в трубу, открылись ворота, и караван пошёл дальше.

Дорога шла в гору, всё выше и выше, а сбоку текла река, называется она Сефидруд, то есть Кызыл-узень. Или, ещё правильнее, Красная река, столько в ней было красной травы и такая вода была мутная, думал Маркел. А ещё у него из головы не шли гилянцы и Шестаковы речи о том, что гилянцы хотят их убить. Да как это, думал Маркел, столько проплыть, проехать, чтобы тебя здесь, на самом краю света, так слона и не узревшего, зарезали? Вот и не спалось тогда Маркелу, и он всё всматривался в темноту, а слушать даже не пытался, потому что река так шумела, что только её и было слышно. Он этого шума голова трещала и спать не хотелось. А дорога вдоль реки становилась всё уже и круче.

А утром дорога вдруг расширилась, и прямо в горах, при камнях, показался ещё один караван-сарай. И их тут уже ждали! Сразу затрубили в трубы, забухали в бубны, открыли ворота, они въехали, их стали расселять кого куда и приглашать к столу. Но Маркел ел мало, только маханул три стопки крепкой водки, закусил сорочинской, правильнее – сарацинской кашей и лёг спать. А вечером они проснулись, собрались и поехали дальше.

На третью ночь горы стали ещё круче, а ветер дул южный, правильней – полуденный, и очень жаркий. Но Шестак сказал, что днём здесь будет ещё жарче. Да только куда тут уже жарче, думалось. Хотя, тут же думалось, не зря в этих местах люди не селятся или если селятся, то недолго здесь живут. Ни огонька нигде ни разу видно не было! Ни камня на камне! Только уже к утру они увидели каменный столб при дороге, а на нём какие-то диковинные буковки. Шестак сказал, что это до Потопа написано и это означает, что всё, что было досюда, это Гилянь, а всё, что дальше отсюда, это Персия, или, правильнее, Кызылбаши. А потом, ещё через версту, дорога стала понемногу спускаться вниз, и впереди показался первый персиянский город, который, как сказал Шестак, называется Дамбут.

И перед Дамбутом их тоже встречали – впереди ехал дамбутский есаул мурза Аслан, как опять же перевёл Шестак, а за мурзой его приказные люди, все конные, а за ними с десяток стрельцов, правильней – тюфенгчей с пищалями. Когда они все остановились, мурза Аслан приложил руку к сердцу и сказал, а Амиркуня-князь кивнул, а Шестак перевёл, что-де до них дошёл слух, что к ним идут добрые люди от великого своего государя московского к великому же государю кызылбашскому о добром деле говорить, и они его, то есть Маркела, по их, государя, приказу, встречают с великой любовью и почтивостью. Маркел на это ответил, чтобы теперь Шестак сказал им наше доброе. Шестак начал говорить. А когда он замолчал и приложил руку к сердцу, мурза Аслан махнул рукой и тюфенгчи выстрелили в небо. И все пошли дальше, в Дамбут.